Совсем недавно в Калужском музее изобразительных искусств открылась выставка академика Российской академии художеств, Заслуженного художника РФ, Народного художника Республики Дагестан, профессора Ульяновского государственного университета Никаса Сафронова «Тайна света».
До 15 ноября все поклонники его творчества смогут увидеть на ней более 70 живописных и графических работ, созданных Сафроновым в период с конца 1990-х до 2019 года.
Читателям нашей газеты Никас Степанович рассказал о волшебном сне, после которого он внутренне состоялся как художник, о том, как Калуга стала для него «Болдинской осенью», когда он делал здесь предложение своей возлюбленной, о картинах, представленных на выставке, и многом другом.
ВОЛШЕБНЫЙ СОН
— Никас Степанович, как вы стали художником?
— В общеобразовательной школе, где я учился, как и все, я хорошо рисовал. Больше делал заданий на уроках для отличниц, которые мне нравились, чем для себя. Но учитель, не смотря на то, что я никогда не успевал закончить свою работу, всё равно ставил мне «пятёрку», так как ему нравилось то, что я делаю и как я это делаю.
Вообще в искусство я пришёл и случайно и неслучайно. В детстве я мечтал быть пиратом, и поэтому в 15 лет уехал учиться в Мореходное училище в Одессе. Но через год я понял, что это не совсем моё. А в это время моя тётка из Ростова как раз уезжала по контракту в Сибирь и предложила мне пожить у неё до армии.
И вот в шестнадцать лет я оказался в Ростове-на-Дону, и тогда я вспомнил, как учитель по рисованию хвалил меня. Решил попробовать поступить в художественное училище. На приёмной комиссии мне сказали, что у меня нет специального подготовительного художественного образования. Но один педагог заметил: «Я вижу, что парень очень талантливый. Ремеслу мы его всегда сможем обучить, а вот так, как он фантазирует, навряд ли можно любого студента обучить». И меня взяли на испытательный срок до нового года, чтобы потом решить, что со мной делать дальше. И я решил для себя, что я, может быть, и не буду художником, но могу доказать им, докажу, что я смогу хорошо рисовать. Я стал много заниматься, и уже на втором курсе мой сокурсник купил одну из моих студенческих работ. Проучившись 3 года, я решил бросить училище и пойти в армию. Закончил я его через несколько лет уже после армии. Во время службы ушла из жизни моя мама, и я решил посвятить часть своего времени её родине — Литве, и уехал в её родной город Паневежис. Но, так как я ничего не умел, кроме живописи, то и пошел по этим стопам дальше. Устроился в Паневежский драматический театр художником, руководителем которого был Донатас Банионис. Позже мы продружили с ним до конца его жизни. Там же я устроился на подработку художником по тканям на льняном комбинате и иногда оформлял афиши для кинотеатров.
Через два года я узнал, что в Вильнюсском институте есть русская группа, и поехал туда учиться на дизайнера. И вот уже, когда переходил на третий курс, я увидел сон, где были мои картины, которые в реальности я ещё не написал. А со мной в этом сне ходил какой-то дед по выставке и время от времени делал мне замечания: «Тут у тебя с графикой не так, тут у тебя со светом не так…» Где-то я соглашаюсь, где-то спорю, и в один момент оборачиваюсь к деду, чтобы спросить совет, а его нигде нет. Я поднимаю голову вверх и вижу, что это был сам Леонардо, и он улетает. Я кричу: «Леонардо, куда ты?» А он молча бросает мне сверху какой-то странный шар, который я ловлю. После этого я сразу проснулся и понял, что внутренне состоялся как художник. Потом я видел себя во сне кем угодно: лётчиком, пиратом, садовником… Но я уже как художник смотрел на себя сверху и запоминал, какой штурвал, какое небо, какое море и т. д. И проснувшись, я мог это всё воспроизвести. Я ушёл из института, поехал в Загорск, чтобы начать изучать живопись с самых истоков. В Загорске я по протеже иконописца и педагога Марии Соколовой стал 2–3 раза в неделю, как вольный слушатель, приходить на иконописные уроки. Прожив там 8 месяцев, я вернулся в Ростов на год, закончил училище. В Москве в середине 80-х я смог поехать в Европу изучать старых мастеров. А тут перестройка в России, мои работы, а в тот момент я много занимался сюрреализмом, стали востребованы и здесь.
Меня тогда заметил как художника Влад Листьев, и снял в своей программе «Взгляд». И не только он, но и Леонид Парфёнов, и Игорь Угольников. Я стал печататься в журналах, сниматься на телевидении, что начало привлекать внимание ко мне, и у меня начали появляться свои клиенты и галереи, с которыми я стал сотрудничать. Правда, до этого у меня уже был опыт работы в итальянских галереях. Вскоре ко мне стали обращаться и как к портретисту. Я стал больше изучать и работать в портретном жанре. Для этого я поехал в Испанию, чтобы понять, как работал Веласкес, поехал в Голландию увидеть Рембрандта, в общем, начал осваивать технику портрета глубоко профессионально. Так, в 90-х годах я проявил себя как известный художник, работающий в разных направлениях. В процессе окончил Суриковский институт в Москве и ещё один институт, где изучал психологию, которая мне в будущем помогла в работе с разными клиентами. В процессе работы и изучения мирового искусства, открыл своё направление, и назвал его «Dreаm vision». Это что-то отдалённо напоминающее стиль импрессионистов, но это совсем другая техника исполнения. Картины в этом стиле стали покупать не только искушённые коллекционеры, но и многие государственные музеи. Такие как: Третьяковка, Русский музей, Эрмитаж. Более 50 музеев только в России приобрели мои картины для своих коллекций. В том числе мои работы есть и в Калужском музее. Несколько лет назад моя картина в этом стиле была продана на аукционе «Сотбис» в Лондоне за 107 тысяч долларов.
Могу сказать, кто бы ни покупал мои картины: музеи или частные лица, часть вырученных денег я отдаю всегда на благотворительность. Если не ошибаюсь, моя работа Калужским музеем была куплена за 500 тысяч, 200 из которых я передал на ремонт залов музея.
«Благотворительность всегда является частью моей жизненной позиции. Когда мы, дети, были маленькими, наша мама говорила: «Вырастете, заработаете даже три копейки — всегда одну копейку отдайте на благотворительность». Я отдаю полторы, иногда две, и того, что остаётся, мне вполне хватает на жизнь».
УЛЬЯНОВСК И КАЛУГА
— Ведь Симбирск (ныне Ульяновск) основал Богдан Хитрово из села Григоровское Перемышльского уезда Калужской губернии?
— Более того, могу дополнить, что именно по предложению-настоянию Богдана Хитрово в некую местность, Симбирск, из Московии были приглашены священники. Среди которых и был мой пращур, Артемий Сафронов. Вместе с другими священниками он приехал сюда из Москвы, и они освятили эту местность на 7 холмах, и назвали её Сим (то есть семь) холмов — Симбирском, и произошло всё это в 1668 году. И все мужчины по линии отца, вплоть до моего деда, до самой революции, были священниками Так что связь с Калугой у меня ещё давняя и глубоко духовная.
— Правда ли то, что впервые приехав в наш город в конце 70-х годов, вы встретили здесь свою любовь и написали свои первые стихи? Как это было?
— Не совсем так, но близко к этому.
Дело в том, что девушка из Ульяновска, которая мне очень нравилась, переехала в Калугу учиться и работать. Я приехал к ней после армии, чтобы сделать предложение, но потерпел фиаско.
Но уже тогда Калуга мне очень понравилась как красивейший старинный город. Помню, как мы много гуляли с моей возлюбленной по вашему городу, как я жил в приятной гостинице, постоянно делал наброски интересных купеческих и не только деревянных исторических домов города… И хоть с девушкой у меня тогда ничего не получилось, и по-моему она осталась в Калуге и вышла там замуж, но ваш город я до сих пор помню и с удовольствием ищу повод туда приехать. А тот первый период, связанный с Калугой, я бы назвал «Болдинской осенью».
ПЕДАГОГИЧЕСКОЕ МАСТЕРСТВО И ВДОХНОВЕНИЕ
– Занимаетесь ли вы преподавательской деятельностью?
– Да. Я даю время от времени мастер-классы, но больше для детей с разными физическими особенностями. Также я являюсь профессором Ульяновского университета, где преподаю. Там, естественно, у меня тоже проходят и мастер-классы, и творческие встречи.
Не могу сказать, что я по жизни педагог. Но преподаю с удовольствием, так как люблю студентов и вообще молодежь. Как-то Виктор Садовничий приглашал меня преподавать в МГУ, но я отказался. Потому что это очень ответственная работа, требующая много времени и подготовки. А я не люблю что-либо делать «абы как». Спасибо моему УлГУ – бывшему филиалу МГУ – который понимает это и не очень меня загружает, оставляя мне время для личного творчества.
Вообще педагогом надо родиться. В этом процессе даже можно не быть хорошим художником, быть педагогом от Бога. Пример тому великий учитель – Павел Чистяков, который преподавал ещё в Императорской Академии художеств. Не смотря на то, что художник он был средний, он сумел подготовить огромную плеяду великих художников, в том числе Репина, Сурикова, Васнецова, Серова, Карла Брюллова и многих других. То же самое встречается и в других видах искусства. Прекрасному режиссёру не обязательно самому быть актёром. Его артисты при его правильном руководстве и наставничестве могут играть гениально.
– Что вдохновляет вас на написание картин?
– Да всё. Общение с людьми, природа, интересные поездки. И так как я постоянно путешествую, то и впечатлений получаю очень много.
Мое вдохновение всегда при мне. В процессе общения с миром, внутри меня набирается информация, которая потом воплощается на холстах или бумаге.
Скажем, хороший актёр, выходящий на сцену, не обязательно ждёт вдохновения. Оно приходит к нему тогда, когда он выходит на сцену. Так же и у меня. Я сажусь за работу в 1-2 часа ночи как ремесленник, а заканчиваю в 6-7 утра уже как художник. Вдохновение приходит в процессе работы.
СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО И МАСТЕРА ПРОШЛОГО
– Как вы понимаете словосочетание «современное искусство»? Что отличает современную живопись от живописи предыдущих поколений?
– Сегодня есть хорошие художники, но повторить половину или даже четверть того, что делали мастера в Средние века, невозможно. В то время у каждого известного творца была своя техника исполнения. Каждый сам себе растирал или делал краски, пользуясь разными маслами или природными минералами. Они могли передавать свои отдельные знания помогавшим им подмастерьям, и тогда уже краски готовили мастерам они под их чутким руководством. Но всё это в большей степени осталось тайной. Так работали Леонардо, Микеланджело, Рафаэль, Караваджо, Гойя, Веласкес, Рембрандт… До сих пор исследователи не могут понять, какими составами они пользовались. Даже уже почти наш современник – художник Рерих – использовал свою технику для написания картин, не известную нам до сих пор. А что говорить о художниках далёкого прошлого? Многие из них работали со своими, только им известными знаниями, открывая, зачастую, как Леонардо, свои технические новшества и в области фресок, живописи и т.д. Или другой пример: сегодня невозможно понять, как делали скрипку Страдивари, Гварнери.
Тогда была совершенно другая школа искусства. Отношение к своему ремеслу даже у простых ремесленников было очень высоким.
Вот у меня есть, на первый взгляд, простой шкаф XVI века, который я купил всего за тысячу евро. Я попросил наших мастеров сделать такой же. И мне сказали, что это обойдётся в пятьдесят тысяч евро, и при этом не обещают, что получится так же хорошо.
С того далёкого времени многие таинства ремесел ушли в небытие. Были взлёты и в нашей стране. Так, например, в XVII веке живопись в России была достаточно слабой, я тут не говорю про иконопись – это особая тема. Учитывая наших великих гениев – Феофана Грека, Даниила Черного, Андрея Рублёва. Но уже в XIX веке наше искусство, пожалуй, стало самым сильным в Европе. Но, не смотря на это, оно тоже не достигало уровня мастеров Средневековья.
Хотя в Средние века художники, скульпторы пытались достигнуть уровня античного искусства. Приблизились, но не превзошли. За исключением, пожалуй, Микеланджело. Ведь многие скульптуры, которые выдавались за античные, как установлено сегодня, делал их именно он. И, когда Папа Римский об этом узнал, он не наказал его, а, наоборот, привлёк к себе и занял работой.
Да, такие гении были. Наверное, сегодня, тоже есть очень хорошие мастера, но в большей степени современное искусство выглядит провокационно. И жаль, что не осталось продолжателей великого наследия. Это относится и к медицине. Когда лечили травами, а не таблетками. И к мебели, и к мастерам часового дела, и это можно перечислять бесконечно.
В XVI веке в Иране была построена баня, которая топилась от одной свечки. В начале XX века англичане попросили посмотреть, как это работает.
Иранцы дали согласие. Баню разобрали и поняли, как это работает, Но собрать уже не смогли.
Есть устоявшаяся версия среди многих египтологов, что пирамиды построили инопланетяне. Сейчас мы не понимаем, как строились египетские пирамиды. Но я твёрдо уверен, что они были построены человеческими руками и мозгами. Просто были особые знания, которые современному человеку недоступны. Это относится и к Висячим Садам Семирамиды, и к Колоссу Родосскому, и к другим чудесам света, которые дошли до нас. А скольких чудес мы ещё не знаем. Жаль, что в истории уничтожаются те знания, которые были накоплены за какой-то промежуток истории человечества. Вспомним хотя бы великую Императорскую библиотеку в Константинополе, которая была сожжена завоевателями. Или исчезновение библиотеки Ивана Грозного. Иногда новая власть старалась уничтожить всё, что было до них. Тут даже можно привести в пример династию Романовых. С их приходом исчезли все важные артефакты, связанные с предыдущими правителями. Так устроен мир.
Поэтому и невозможно вернуть сегодня то, что было хотя бы в Средние века, не говоря уже об античности. Это время ушло безвозвратно для нас.
ТАЙНА СВЕТА
— Сейчас в Калужском музее изобразительных искусств проходит ваша выставка «Тайна света». Какой смысл вы вкладываете в это название? Что смогут увидеть на ней зрители?
— Я постоянно экспериментирую. Но всегда основываюсь на свою академическую школу. Так, упомянутый мною «Dreаm vision», я создал, находясь в начале 90-х годов в Италии. Я часто тогда приезжал в Венецию со своим итальянским сыном к его бабушке. Мы вечером в Вене, куда он приезжал из Лондона, а я из Москвы, садились на поезд, который прибывал утром в туманный город. Это настолько было красиво и необычно, что я захотел это отобразить на своих полотнах. Долго и мучительно экспериментировал, чтобы передать это как можно более изысканно и живописно. И во время этих проб, ошибок и находок, в конце концов, и возникла эта оригинальная техника. Приятно, что именно в этом стиле многие музеи покупают мои картины. Но всего бы этого не получилось, если бы я не изучал в подлиннике Рембрандта, Вермеера Дельфтского, Тернера, Коро, работы которых также имеют особую световую подачу для зрителя. Можем вспомнить и Леонардо, который на «Джоконде» распределил необычный, я бы сказал божественный, свет, который вот уже многие века восхищает самых требовательных ценителей, не говоря уже о простых зрителях. Со светом работали и многие другие художники. Вот и я стараюсь понять и проникнуть в эту тайну света.
Даже когда я работаю над портретом, стараюсь через свет передать индивидуальность того ли иного образа.
Недавно известным искусствоведом из Русского музея Верой Переятенец и известным итальянским культурологом в области живописи Элисео Бертолази, была написана книга «Сюрреализм Никаса». Но эта книга не только о сюрреализме, но и о моих портретах, о символизме, и об упомянутой ранее технике «Dreаm vision». В конечном счете вся книга посвящена свету и тени в моей живописи.
— Продумываете ли вы то, в каком порядке будут развешаны ваши картины на выставке?
— Это очень важный момент. Развеска картин тоже имеет большое значение. Желательно, чтобы они были развешаны по стилям, периодам и размерам. Обычно я это делаю сам. Но если мне это не удается, то обращаюсь к музейным сотрудникам-искусствоведам, которые уже точно знают, как их лучше распределить: графика отдельно, символизм отдельно, «Dreаm vision» отдельно, пейзажи отдельно, ранние портреты или работы — также отдельно… Поэтому порядок картин на выставке играет очень большое значение для их восприятия.
На выставке «Тайна света» мы также делаем специальную подсветку. И когда зритель смотрит на картину, ему кажется, что она как будто подсвечена изнутри. Это замечательно, что сегодня есть такие уникальные технологии.
– В какой технике вы работаете?
– Обычно я пишу маслом и рисую разного цвета карандашами. В редких случаях использую для создания коллажей смешанную технику, где может быть и масло, и акварель, и даже кусок репродукции из журнала. Но с такой техникой я экспериментировал в 70-х – начале 80 -х.
Выставленные в калужском музее картины – это графика и масло на холсте.
ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ К ЗВЁЗДАМ
– Что бы вы могли посоветовать начинающим художникам?
– Есть три важных аспекта.
Первое – быть высоким профессионалом. Не делать акцент и не ориентироваться на разного рода перформансы и инсталляции. Ты должен быть настоящим профессионалом, то есть уметь написать вкусно простой пейзаж. Как это, скажем, делал Левитан или Саврасов, или Шишкин. То есть владеть в совершенстве академическим рисунком. А потом, обогащённый этим опытом, можешь работать как Пикассо, Кандинский или Матисс.
Второе – быть обязательным. Потому что, если ты не выполняешь срок поставленных тебе задач, то картина может стать уже не нужна. Здесь очень важно не давать тех обещаний, которые ты не можешь выполнить. Лучше откажись. У самураев есть правило, что если ты мучаешься между смертью и жизнью – умри. То есть живи, работай, твори, но берись только за те задачи, которые сможешь выполнить.
Третье – это духовность и патриотизм. Наша страна огромная, богатая и красивая. Поэтому нужно любить свою страну и относиться к ней, как к величайшему искусству: бережно и духовно. Я больше люблю живопись, которая подаётся позитивно. Пусть даже через метафору, но всегда глубокую философию. Как-то мне одна американская галерея сделала заказ, написать работу по теме «Трагедия 11 сентября». Я не стал писать гиперреалистичный ужас того дня, а просто написал плачущего ангела, сидящего на развалинах. Эта работа была высоко оценена критиками, и когда её выставили в галерее, её тут же купил один известный коллекционер. Если в вашем творчестве будет больше духовности и позитива, то ваши работы будут покупать с большей охотой. Но ещё раз повторюсь: любая работа должна быть высоко профессиональной, чтобы, находясь в каком-либо доме или музее, она вызывала уважение и благодарность зрителей.
— Приедете в Калугу вновь?
— Я много раз был в Калуге. И в этот раз с удовольствием приеду. Надеюсь, что пандемия, остановившая сегодня многие процессы, не помешает мне в этом. Встреча со своими почитателями — это большая радость. Как сказал Экзюпери, «самое дорогое, что у меня есть — это роскошь человеческого общения». Я думаю, музей и общение с искусством — это тоже роскошь общения, которое нам так необходимо, особенно сегодня.
До встречи в Калуге! С любовью, Ваш Никас.
Беседовал Кирилл ГИЗЕТДИНОВ.
