Владимир ПЕТРОВ о русском языке с пристрастием
Журналисты часто сталкиваются с затруднениями, когда приходится использовать названия жителей тех или иных населенных пунктов. Названия городов, поселков, сел и деревень разнообразны, их история порой затемнена, и образовывать от них названия жителей бывает непросто. Как назвать жителя сел Колодяссы или Пеневичи? С колодяссами, наверное, просто: колодясцы. В мужском роде колодясец. А с женским родом сложности. У Пеневичей есть уже свой суффикс принадлежности -ич. Как назвать? Наверное, пеневичане.
Строгих правил образования названий жителей от ойконимов в русском языке нет, но есть определенные закономерности, которые, правда, не всегда соблюдаются. Традиционные суффиксы — -ан, -ян, -чан, -ец, -ич.
Суффиксы -ан,-ян (-анин, -янин) с прибавлением иногда ч и суффикс -ич – устоявшиеся и древние. Так искони называли жителей тех или иных мест: калужанин, смолянин, москвич, костромич… суффикс -ец используется, когда называют жителя населенного пункта на -ск или на -о. Иваново – ивановец. Обнинск – обнинец. Или, например, житель города Людиново – людиновец. И кажется, все в порядке. А как назвать жительницу Людинова? Людиновка? Вроде бы не очень красиво. На помощь приходит все тот же суффикс -(ч)ан: людиновчанка. И словари то же самое нам советуют. А с жительницей Обнинска как быть? По общему правилу — обнинка. Но согласятся ли жительницы прекрасного наукограда с таким обозначением? Можно, наверное, сказать и обнинчанка. Вот и отступление от правила.
А если покопаемся в исторических документах, то найдем много удивительного. Система обозначения людей по месту жительства или рождения, по-научному такие слова-термины называются nomina regionale, формировалась давно и не сразу устоялась. Интересно понаблюдать, как это происходило, на примере древних городов Калужской области Козельска, Боровска, Мещовска и Мосальска. Вспомним, что по общему правилу от ойконимов на -ск, названия жителей образуются с помощью суффикса -ец. Было и такое, но не только.
Самое старое обозначение жителей Козельска, встречающееся в древних текстах, совсем другое. В Ипатьевской летописи читаем: «Козляне же съвѣт створше не вдатися Батыю, рекше яко аще князь нашъ младъ есть, но положимъ животъ свой за нь…» И там же: «Козляне же ножи рѣзахуся съ ними…»
Здесь видим суффикс -ан, а вовсе не -ец. А в единственном числе – козлянин? Колебания в назывании жителей Козельска язык испытывал еще на протяжении нескольких столетий. Через несколько сот лет после легендарной обороны «злого города» вдруг появляется козлич. В издании «Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией императорской Академии Наук» приводится текст Царской грамоты в Пермь Великую о даровании прощения пермским ратным людям… от 1606 года: «А дворяне и дети боярские рязанцы и коширяне.., козличи,.. боровичи,.. мещане и иные многие украинные городы нам добили челом и к нам все приехали…» Как видим, пытались использовать и суффикс -ич. Однако и это не все. Через 23 года в записях Московского стола Разрядного приказа житель Козельска Иван Сулешев назван козлитином: «Бил челом козлитин Иван Сулешев сын Щербачев, а в челобитной писал, что дворишка его в Москве в Черторьи сгорел».
Потом надолго утвердились козельцы. «В наступивший вечер козельцы учинили отчаянную вылазку, и до четырех тысяч татар с четырьмя их начальствовавшими княжеского поколения побили», — писал популярный в XIX веке литератор Павел Сумароков в книге «Новгородская история». А в прошедшем веке жители славного Козельска уже козельчане и козельчанки.
Вернемся к уже упомянутой Царской грамоте в Пермь Великую, потому что в ней, кроме козличей, названы жители еще двух калужских городов, что сразу можно и не заметить. Боровичи и мещане – жители Боровска и Мещовска. И в отписке от 1632 года в Разрядный приказ известного царского чиновника Богдана Михайловича Нагого, бывшего тогда калужским воеводой, упоминается некая Васильева из Москвы, «а родом де она мещанка». Карамзин в «Истории государства Российского» приводит фрагмент из «Степенной книги», где мещовцы называются мещижане.
А боровчане в XVII веке становятся еще и боровитинами. «Посылал я для обереганья от литовских людей… калужанина Афанасья Гричанинова, боровитина Матвея Синявина…», — докладывал в 1633 году все тот же Богдан Нагой. Но в XIX веке обитатели Боровска уже боровцы.
Столь же драматическая история и у мосальчан, которые назывались то мосалитинами, как и боровцы – боровитинами, то мосолами, то мосалями. Потом они становятся мосальцами и только в XX веке мосальчанами.
А вот тарусяне когда-то тарушанами назывались, а жители Серпейска – серпьянами. «Бьют челом дворяне и дети боярские розных городов: алексинцы, колужане, тарушане, серпьяне, лихвинцы, воротынцы, мещане, козличи, медынцы, белевцы, болховичи, карачевцы, мецняне…», — начинается челобитная служилых людей полка воеводы Федора Куракина «о посылке их из Боровска для защиты украинных городов от польских набегов», переданная Куракиным в Разрядный приказ в 1634 году.
