О буднях нейрохирурга, об умении принимать нестандартные решения, не бояться рисковать мы поговорили с врачом Калужской областной клинической больницы Иваном Гладковым.
На операционном столе – женщина лет пятидесяти. В ее спине – большая, длинная игла. На мониторе видно, как она постепенно продвигается к повреждённому позвонку. Как только кончик иглы его достигает, вводится костный цемент. Операция длится минут 20. Всё это время пациентка в сознании, с ней разговаривают врачи и медсестра.
– Сейчас будет немного больно,
– предупреждают хирурги, вынимая иглу. Женщина вскрикивает.
– Вот и всё,
– подбадривают её врачи.
Ни крови, ни огромного числа инструментов, только специфический запах костного цемента разносится по операционной.
– Уже через два часа пациентка сможет встать,
– говорит нейрохирург Иван Гладков.
Хирургия будущего
– У нас проводится много инвазивных операций под местной анестезией. Эта была высокотехнологичная: в теле позвонка обнаружили гемангиому – доброкачественную опухоль. Она образуется как полость, заполненная кровью. Чем больше эта полость, тем меньшую нагрузку позвонок выдерживает, теряется его опорная функция,
– объясняет Иван Гладков.
Пациентка обратилась к врачам с тянущими болями в пояснице.
– Если бы не срочная операция, в дальнейшем она могла стать обездвиженной или потребовалось бы более массивное хирургическое вмешательство,
– говорят врачи.
Иван Гладков – из семьи потомственных военных. Но мечтал стать детским врачом. Во время учёбы подрабатывал медбратом в нейрореанимации. Тогда его судьба и решилась.
– Учился в Ташкенте. Затем выиграл научный грант, уехал по нему в Германию, через год – в Москву, а оттуда уже сюда. В Калугу попал случайно – пригласили. Друзья-нейрохирурги звали и в Новосибирск, и в Екатеринбург. У нас узкий круг специалистов, мы все друг друга знаем. Но отсюда мне никуда не хочется уезжать, – рассказывает Иван по дороге в ординаторскую. Чтобы туда попасть, мы пересекаем несколько корпусов – то спускаемся, то поднимаемся на этажи, проходим по бесконечно длинным коридорам.
– Не тяжело так каждый день бегать?
– спрашиваю я.
– За день привыкаешь, только вечером вспомнишь, сколько набегал. Я уже давно на часах отключил функцию подсчёта шагов. Пару раз они спрашивали: «Вы решили поставить рекорд?» Я это расценил как издевательство,
– улыбается Иван. И добавляет, что эти переходы ему помогают: пока он добирается из одного корпуса в другой, в голове продумывает ход операции.
– Оперируем мы много, стараемся применять малоинвазивные методы, чтобы через три-четыре дня больного можно было выписать, – рассказывает врач. – А вот вчера у нас была действительно интересная и сложная операция. Длилась весь день.
Часовая бомба в голове
В боровскую больницу поступила 32-летняя женщина.
– По линии санавиации врачи проконсультировались с нами. По характерной картине кровоизлияния я заподозрил, что там аневризма. И пациентку перевезли сюда. Аневризма оказалась из ряда вон выходящей, сложной в техническом плане. Такой случай поискать ещё нужно. Если бы лопнул сосуд, мы бы ее не спасли. У женщины уже был инсульт. Как правило, первый инсульт пациент может пережить, но риск второго остаётся. Это как часовая бомба в голове. Когда она разорвётся? Через два часа, через три дня, через 20 лет, никто не может сказать. При втором кровоизлиянии процент выживших катастрофически падает. Нам пришлось брать пациентку в остром периоде,
– рассказывает нейрохирург.
Времени на раздумья не было. Операция осложнялась тем, что пациентка могла потерять зрение, – рядом проходила артерия, которая питает левый глаз, но врачам удалось справиться и с этим.
Брать ответственность
– Были в моей практике курьёзные и трагические случаи. К трагедиям невозможно привыкнуть, это серьёзная эмоциональная нагрузка, – говорит Иван. – А я ещё и в детской больнице оперирую. На прошлой неделе у меня был восьмилетний ребёнок. Его родители глухонемые, общаются жестами. Мальчик – единственный в семье, кто разговаривает. Он – их связь с внешним миром. А опухоль у ребёнка находилась в затылочной доле, в зрительном анализаторе. Во время операции был высокий риск, что ребёнок может ослепнуть. Сколько эмоций меня переполняло! А его родители через него у меня спрашивают, какой у мальчика диагноз. А как ты скажешь ребёнку, что у него серьёзная опухоль… Всё прошло хорошо. Вчера мальчика выписали.
Много пациентов поступает после ДТП и драк. Было и такое: в голову человеку гвоздезабивным пистолетом забили мелкие сапожные гвозди. Пришлось кость удалять, она воспалилась. Как мне объяснили, это наказание за карточный долг. С травмами от топора тоже доставляли.
Спешит на помощь
Работая нейрохирургом 16 лет, Иван Гладков не перестаёт учиться.
– Без этого ничего не получится. Надо постоянно совершенствоваться, стараться идти в ногу со временем. В воскресенье у меня учёба в Пироговке,
– рассказывает он.
Скоро у нейрохирургов начнётся следующая операция. И мы с фотографом понимаем, что больше задерживать врача не стоит.
– Шилоподъязычный синдром – очень редкое заболевание. А мы уже двух пациенток прооперировали, – говорит, провожая нас, Иван Гладков. – Рудимент вырастает, как бивни, вызывая хронические боли в горле, которые отдаются в ухо. Человек испытывает спазмы, не может есть. Да и что ни опухоль, то что-то нестандартное. Не так давно поступила девушка. У неё опухоль заполняла треть головного мозга. Она была размером со здоровый кулак. При этом больную ничего не беспокоило. В обычном понимании это абсолютно компенсированный человек – нормально ходит, говорит. Мы провели большую операцию. Выписали пациентку на своих ногах. Недавно она приходила на осмотр. Полностью восстановилась. Волосы отросли, и совсем не видно, что её оперировали.
Многих хороших специалистов теперь переманивают платные клиники. Работать в них проще – сложных пациентов, как правило, там не берут, а зарплаты у врачей хорошие. Но Иван говорит, что такие предложения даже не рассматривает.
– В платных клиниках нет такого объёма, там мелкие вмешательства: им не нужен риск потерять больного, – объясняет он. – А здесь у меня есть возможность реализоваться, помочь. Это для меня самая любимая работа.
Елена Французова. Фото Антона Забродского