Дитя войны Светлана Федоровна Старикова – о жизни в оккупированной Белоруссии и долгожданном освобождении
Она родилась в городе Орше Витебской области в декабре 1938 года, в многодетной семье. Когда началась война, ей было 2,5 года. Родители работали на Оршанском мясокомбинате.
С 1950 года Светлана Старикова живет в Калуге. Мы попросили её рассказать о том, как жила семья в трудные военные годы.
Вынужденный отъезд
– Как стали бомбить Оршу, мама с папой нас схватили и в лес. Он рядом с городом был, метров 500. И мы туда убежали. Всё оставили. Потом вспомнили, что документы надо забрать. Мама возвращалась за ними. Но нам пришлось уехать из города. Нельзя было оставаться: маму могли выдать немцам, знали, что она партийная, – рассказывает Светлана Старикова.
Это решение было важным. Деда по материнской линии, Игната, который жил на станции, по доносу соседей немцы арестовали и отправили в гестапо. Там его пытали, выбили все зубы. Потом вместе с другими пленными должны были отправить в Германию, но этому не суждено было случиться.
– В Польше партизаны взорвали мост через реку, и пленных расставили по квартирам. Переправить не могли, поставили охрану.
А потом ребята, какие помоложе, убежали в партизанский отряд и сказали: «Мы за тобой придем. Как услышишь, ночью кукушка закукует, выходи». И он, когда услышал, в одном нижнем белье выскочил.
А когда хватились, его уже к партизанам забрали. Потом даже командиром партизанского отряда был, войну прошел и жив остался. Партбилет свой закопал под яблоней, и тот сохранился. Но его не восстановили в партии, потому что в плену был, – вспоминает Светлана Федоровна.
Из Орши семья уехала сначала в поселок Веселый, а затем в деревню Сидоровку, где они и оставались до освобождения Белоруссии.
Помощь партизанам
– Мама была связной у партизан. Помню, зимой ночью они приезжали к нам на санях. Привозили зерно, чтобы мама гнала самогонку. Надо было лечить людей там, в лесу, самогон использовали как антисептик для лечения ран, при операциях. Я помню, как партизан капал на стол самогон и поджигал. Если горел, значит, брал первак этот.
А ещё мама в Оршу ходила, сведения добывала. Там женщина была одна, которая жила с немцем, он в комендатуре работал. И эта женщина собирала сведения. К ней много людей приезжало, кто яиц привезет, кто сала. Узнавали про своих, чтобы выручить.
На Ефросинью Игнатьевну донесли… Несколько человек, в том числе староста деревни, написали на нее заявление.
Ночной обыск
Оршу немцы заняли быстро, в июле 1941-го. Но в деревне Сидоровка, где во время войны жила семья Светланы Стариковой, их не было. Только когда начались бои под Сталинградом, обмороженных немцев привезли в деревню и расселили по квартирам. В доме семьи Светланы Федоровны жил молодой немец с обмороженными руками. Однажды местный полицай, выманив его из дома под предлогом похода на перевязку, предупредил Ефросинью, что на неё несколько человек написали донос и к ней придут с обыском.
– Сказал, чтобы документы спрятала. Мама партбилет достала и сожгла его. Немцы ночью пришли, стали в дверь стучать. А отец-то медленно ходит, он старше мамы на
18 лет был. Пока с печки слез, они уже начали в потолок стрелять. Дверь открыли, нас всех с печки согнали. Славку, младшего брата, мама не могла удержать на руках и на пол опустила, сил у неё уже не было от голода. Нас поставили всех к стенке, обыск начали делать. Ничего не нашли, только мамину старую трудовую книжку, когда она на железной дороге стрелочницей работала.
Их командир подходит к старосте и его по морде прям! За шиворот – и в сенцы выкинул. Нехороший был староста, потом партизаны с ним разделались. Когда приехали они к нам, мама рассказала, что приходили с обыском. Партизаны поехали, нашли его хату, вытащили, к саням привязали за руки и по деревне прокатили. А мороз был 40 градусов. Он за две недели сам умер – чахотка у него была.
Как-то привели к нам в дом офицера немецкого, пьяного, и положили на кровать. Руслана, сестра, полезла, на спинку кровати встала, там полка была, что-то ей надо было достать. Она свалилась и на этого немца упала. Он зарычал, не просыпаясь. Мать испугалась – вдруг убьет, Руслану выгнала на улицу сразу, – рассказывает Светлана Федоровна.
Она вспоминает, как по всей деревне фашисты собирали детей постарше – хотели брать у них кровь для немецкого госпиталя. Среди этих детей оказалась и старшая сестра Женя.
– В какой-то сарай их загнали, они все там плачут.
А староста тогда уже был другой, от партизанского отряда поставили. Он на лошадь сел и поехал куда-то, наверное, в комендатуру, и стал объяснять, что дети все больные, нельзя у них кровь брать.
В общем, он прискакал обратно, и сразу всех детей выпустили.
А Женя пришла домой и говорит: «Мам, все дети плакали, а я не показала врагу своих слез».
Подаяние и немецкий самолёт
– Мы все ходили просить милостыню. Я ходила со старшей сестрой Женей. У нас там ещё семья жила, из Смоленска, дома через два. И мы с ней собрались и пошли туда. Идем, и самолет летит. Немецкий, прям на нас спускается. Я до того испугалась – как начала орать на всю деревню. И вдруг он поворачивает! Так низко шел, чуть крышу не снес. Но я теперь-то понимаю, что у них, видно, кончился бензин, и они вынужденную посадку совершали. Но почему они развернулись, я так и не знаю. А они за дома улетели, и самолет прям носом в землю воткнулся. Мы бегали из-за угла на него смотреть. А потом, видимо, приехали немцы и его увезли.
Мы с сестрой пошли побираться в Маслаки, так называлась деревня. Она стояла вдоль дороги, там комендатура немецкая находилась. И мы прошлись по этой деревне.
В какую-то хату зашли – никого нет, святой угол, стоит стол, и на нем буханка хлеба лежит, недавно испеченная. Я увидела, схватила эту буханку, вот так к себе прижала… (плачет). Бабуля слезает с печки, плачет. И отрезала нам почти полбуханки хлеба.
И вот уже темно стало, а нас нету. Далеко, а я быстро ходить-то не могу, маленькая ещё была. А Руслана сидит на окошке и причитает: «Где вы, мои сестрички, вас, наверное, немцы расстреляли…» Потом мама услышала, что идем-разговариваем. Она её прогнала с окошка: «Иди, спать ложись». Луна уже высоко была, освещала дорогу, и мы пришли поздно домой. Кто-то нам творожку немножко дал, хлеба дали.
Руслана тоже ходила. Когда домой не успевала дойти, ложилась спать прямо в поле, в ямку. А снег уже, холодно. Просыпается – и на ней снег. Босая ходила, обуви не было. И ноги потом у неё в язвах были, в школу ходить не могла.
«Дети, вставайте! Наши пришли!»
– Немцы стали в деревню приезжать, прежде чем их погнали. Мы ещё удивились: не было у нас немцев, а тут приехали. У соседей они лошадей к березам привязали, на кладбище пулемет поставили. Везде расположились. А мама и говорит: «Что-то немцы понаехали, наверное, бой будет».
И заставила отца выкопать яму – прятаться. Мы туда Майку (она родилась в феврале 1944 года) в корытце вынесли, тряпок накидали.
Мама отправила сестру на колодец за водой. И вдруг летит на коне начальник немецкий, орет на них (на немцев) – скорее сматывайтесь! Они стали собирать свои вещи и уматывать. А утром наши пришли.
1944-й год был. Уже тепло стало, я не знаю, когда ромашки расцветают, где-то в июне, наверное. Мы просыпаемся, а спали на полу, уже тепло было, не на печке. И вдруг слышим: кто-то громко разговаривает у нас. Когда приезжали, обычно шепотом говорили, а тут громко. Мама видит, что мы зашевелились, и говорит: «Дети, вставайте! Наши пришли!» (плачет). Мы подхватились, и на луг, за цветами. И семья с нами ещё была та смоленская, тоже эвакуированная. А из деревенских никто не вышел.
Бегали цветы собирали. Дорога проходила за деревней, и мы туда прямо бежали. Везут на повозках раненых, и два командира идут. И мы им цветы преподнесли. Один меня на руки схватил и говорит: «Где-то и у меня такая же дочка.
Я заберу и эту». А мои сестры уцепились за него и заплакали, просили, чтобы не забирал. Мы тогда весь день в поле за цветами бегали. Подбегаем: «Дяденьки, а немцы больше не придут?» Они: «Не придут». Мы им цветы вручаем и опять в поле.
День Победы – 9 мая 1945 года – Светлана Федоровна не помнит, к сожалению. Но для её семьи победа случилась в 1944-м, когда освободили деревню, освободили Белоруссию.
Беседовала Дарья ЛЕОНТЬЕВА
Фото из семейного архива Светланы Стариковой
