В марте 2013 года в нашем городе состоялось открытие персональной выставки народного художника СССР Александра Максовича Шилова. Безусловно, это событие стало знаковым для Калуги. Ведь приехал и сам художник!
О трудном детстве, творческом становлении, своих учителях, портретах космонавтов и разведчиков нашей страны, а также о возможной новой выставке в «колыбели космонавтики» он рассказал читателям нашей газеты.
Первым в изостудию пошёл Серёжа
– Александр Максович, как и когда вы решили стать художником?
– До поступления в институт у меня, к сожалению, не было никакого художественного образования. Я записался в Дом пионеров, который находился в Вадковском переулке, поскольку жил неподалеку, на Сущёвском Валу. Там у Василия Александровича Воронина уже учился мой младший брат Серёжа. В 1957-м он сделал акварелью композицию «Полёт на Луну». Тогда было повальное увлечение космосом. Василий Александрович Воронин, увидев, что работа сделана неплохо для его семи лет, послал её наряду с другими (которые отбирали по всей стране) на Всемирную выставку детского рисунка в Вену.
Мы жили в коммуналке, очень бедно, без отца. И вдруг по радио объявляют, что на Всемирной выставке детского рисунка в Австрии первую премию завоевал Серёжа Шилов. Представьте наше состояние: кто-то на полу лежит, кто-то на раскладушке… И вдруг такое сообщение по радио. Мы стали прыгать, плясать, радоваться! Прихожу в школу, и все начинают поздравлять меня, будто бы первую премию я получил. Серёже в качестве подарка вручили настольную железную дорогу. Там и шлагбаумы работали, и стрелки, и светофоры – всё это для нас было диво-дивное! И все, кто её видел, очень удивлялись. Ну и помимо всего прочего ему дали диплом, а в журнале «Огонёк» разместили фотографию и статью «О самом маленьком медалисте мира», как раз рядом со снимком Татьяны Самойловой, которая тогда получила «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля за фильм «Летят журавли».
– То есть можно сказать, что это была предтеча вашего творческого пути?
– Конечно! Бабушка с мамой, соседи по коммуналке, да и в школе начали говорить: «Что же ты? Ты на шесть лет старше! Тебе тоже надо записаться! Смотри, как ты рисуешь!» А я действительно любил рисовать. И тут все вокруг начали подогревать во мне здоровое честолюбие. Я внял этим голосам и записался в студию Дома пионеров.
– А Сережа?
– Серёжа, к сожалению, бросил рисовать. Его затянула улица и ребята. Как я ни старался, даже иногда силой пытался его привести в студию Дома пионеров – бесполезно! А во мне, наоборот, проснулось такое громадное желание рисовать! Я всё время хотел, чтобы было лучше, ещё лучше, глядя на великих художников прошлого. Однажды мама привела меня в Треть-яковку. И когда я увидел полотна великих художников – Карла Брюллова, Ореста Кипренского, Дмитрия Левицкого, передвижников – для меня это стало настоящим потрясением! У меня было такое ощущение, что это не нарисовано. А если и нарисовано, то кем-то сверху. Мне казалось, что с этими людьми на портретах можно говорить. Понимаете? Настолько правдиво, жизненно, с таким великим мастерством они были написаны. Но чтобы так писать – нужно изучить очень много наук. Это целая история! И идти таким путём очень тяжело. С того момента я, насколько могу, стараюсь идти именно им. Считаю этот путь единственно правдивым и верным. На нём нет никаких сделок с совестью, порядочностью и т. д. Художник – это не тот, кто рисует. Художник – это состояние души.
– Что же было дальше?
– Я ходил на занятия в две смены. И меня так затянуло, что я даже стал прогуливать школу. Работать начал рано, потому что было стыдно садиться за стол и при этом не помочь бабушке и матери, которые надрывались, чтобы нас хоть как-то прокормить, обуть и одеть не хуже других. Десятилетку я так и не закончил. После седьмого класса пошёл учиться в вечернюю школу рабочей молодёжи. Работал грузчиком на швейной фабрике, на второй мебельной. У меня есть фотографии с того времени, на которых меня можно увидеть в форме грузчика.
Судьбоносная встреча
– При каких обстоятельствах произошло ваше знакомство с Александром Ивановичем Лактионовым?
– В студию я уже не ходил, рисовал дома. Но с Василием Ворониным, моим учителем в Доме пионеров, мы продолжали дружить. Однажды мы с ним пошли на улицу Горького (сейчас это улица Тверская), чтобы посмотреть выставку одного ленинградского художника. Позже я понял, что это был соученик А. И. Лактионова. Василий Александрович мне говорит: «Посмотри, вон Лактионов. Хочешь, я тебя с ним познакомлю?» Хотя сам он с ним не был знаком. Подошёл, говорит: «Вот Саша Шилов. Ему очень нравятся ваши работы, и он хотел бы показать вам свои рисунки». Лактионов сказал, чтобы завтра я подошёл к нему на Тверскую, где он жил.
Когда Лактионов увидел мои работы, которые вечерами делал с натуры, почему-то поинтересовался моей судьбой. Я сказал: «Живу в коммуналке, работаю грузчиком». – «Как? Такие работы вы сделали, будучи грузчиком?» – удивился он. И настоятельно посоветовал заканчивать с этим делом, на что я ответил, что если не буду работать, то есть будет вообще нечего. Мама зарабатывала в детском саду мало. Лактионов сказал: «Готовься в Суриковский институт. Я могу написать рекомендацию, но она сыграет тебе только плохую роль». Лактионов до сих пор – имя нарицательное. Но я ответвил: «Для меня будет честью, если вы напишете мне рекомендацию для поступления в институт». И он написал. И вместе с ним, согласно порядку, её написали еще два члена Союза художников. Но в институт я поступил только с третьей попытки.
Кстати, те маленькие рисуночки, сделанные с натуры, сыграли в моей жизни большую роль. Александр Лактионов и Алексей Грицай повели меня к президенту Академии художеств, большому мастеру Владимиру Серову. Он посмотрел мои работы и взял меня в свою мастерскую. Я ему позировал для жанровых картин, а он платил зарплату, такую же, что я раньше получал как грузчик. Это было счастье! В свободное время я рисовал, а Серов поправлял и подсказывал.
– В ваше творчество пастель пришла тоже благодаря Лактионову?
– Да. Как-то он увидел мои «Автопортрет» и «Натюрморт», выполненные цветными карандашами, и сказал: «Вам надо работать пастелью. Вы ещё не работали?» – «Нет, – говорю, – у меня её даже никогда не было». Он уверенно: «Вам нужно попробовать. У вас должно получиться». И подарил мне набор французской пастели. Её тогда не продавали, она была доступна только академикам. С той поры я стал работать пастелью.
Как вы видели, у меня в галерее много работ. Всё, что под стеклом, – это пастель.
Через тернии к звёздам
– Каких космонавтов вам приходилось рисовать?
– Ещё когда я учился на втором курсе института, один знакомый сказал мне: «Хочешь, я тебя познакомлю с Михаилом Водопьяновым?» Это легендарный полярный лётчик, Герой Советского Союза, участник спасения экипажа парохода «Челюскин». И, конечно, я сказал: «Да». Хотя очень волновался.
Приехали к нему на дачу, и я начал писать его портрет. Для меня это было честью, потому что в то время я был начинающим студентом Суриковского института.
В жизни всё цепляется одно за другое. Меня познакомили с дважды Героем Советского Союза космонавтом Владимиром Шаталовым. Привели к нему в кабинет в штабе ВВС, который находился на Пироговке. А с собой я привёз портрет Водопьянова под стеклом. На троллейбусе еле дотащил. Он посмотрел на него и говорит: «Сейчас к нам рвутся многие художники, чтобы продолжить серию портретов космонавтов, которую начал Александр Лактионов в Звёздном городке. У вас дома есть ещё какие-то работы?» – «Кое-что есть», – говорю. Он приехал ко мне домой. У меня был один женский портрет в старинной красивой раме. Он посмотрел и говорит: «Какой портрет!» Я тут же снял его со шкафа и подарил ему.
Мы выпили чай с вафельным тортом. Он посмотрел, как я живу, и предложил мне продолжить серию Лактионова. А я был ещё только студентом четвёртого курса.
Начал с портрета Шаталова, потом написал еще два его портрета.
После написал Валентину Терешкову, Андрияна Николаева, Георгия Берегового, Бориса Волынова, Петра Климука, Виталия Севастьянова.
– С портретами космонавтов вы принимали участие во Всесоюзной юбилейной выставке в Манеже. Как это было?
– Сами космонавты мне предложили. Сказали, что будет Всесоюзная юбилейная выставка. Я им ответил, что не являюсь членом Союза художников, а туда принимают только их работы. А мне говорят: «Но ты всё равно свои работы подай».
Подал. Начался скандал. Члены Союза художников возмущались, что повесили три моих портрета: Андрияна Николаева, Владимира Шаталова и Юрия Гагарина. Однако с этого дня я стал известным. Раньше на открытие выставок в Манеже приезжало всё руководство страны, начиная с Генсека. Они увидели мои работы, а программа «Время» показала их на всю страну.
И тут же появились завистники. Некоторые преподаватели даже перестали со мной здороваться. Даже наш ректор, мой ведущий профессор-педагог, первый секретарь Союза художников СССР, который вёл всю монументальную живопись в стране, мне отомстил – поставил тройку за мой досрочный диплом.
Но меня это мало волновало. Я работал в Звёздном городке и был счастлив.
Мои работы начали печатать в журналах «Огонёк», «Смена», «Советский Союз»… А потом выдвинули на премию Ленинского комсомола, хотя я комсомольцем никогда не был. Моё самое высокое звание – пионер (смеётся). И, к огромному своему удивлению, я эту премию получил. Тогда она приравнивалась к Государственной премии СССР.
«Ваше предложение странно и неожиданно»
– Среди ваших картин есть серия, посвящённая разведчикам. Как она появилась?
– Моя серия разведчиков началась так. Однажды в Манеже был приём ко Дню города, который устраивал Юрий Лужков. Приехал генерал армии, директор Службы внешней разведки Сергей Лебедев. Я подошёл к нему и говорю: «Сергей Николаевич, мы все – послевоенные дети, воспитанные на фильме «Подвиг разведчика», где играл Павел Кадочников. Я ни с кем из разведчиков не знаком, но очень хотел бы кого-нибудь нарисовать». Он мне ответил: «Ваше предложение неожиданно, но мы подумаем».
Потом позвонил мне и познакомил с выдающимся разведчиком, героем Советского Союза Геворком Андреевичем Вартаняном. Мы с ним подружились. На сайте нашей галереи есть документальный фильм «Они сражались за Родину», где Вартанян говорит обо мне, а я о нём. А в самой галерее есть мои фотографии с Вартаняном, Алексеем Николаевичем Ботяном и Джорджем Блейком. Портреты этих великих разведчиков я тоже писал с натуры.
Я очень благодарен Сергею Николаевичу Лебедеву за доверие ко мне и то, что он дал мне возможность писать таких выдающихся людей. Геворк Андреевич Вартанян смог вычислить и уничтожить сверхсекретный отряд Гитлера в 19 лет.
«Мне приятно вспоминать о Калуге»
– Александр Максович, вот уже девять лет прошло с той замечательной выставки в Калуге. Какие впечатления остались у вас о нашем городе? И есть ли надежда, что калужане вновь увидят воочию ваши картины?
– Вы знаете, когда я приезжаю в такие города, как Калуга, то чувствую в них настоящую Россию. Особенно в исторической части, где нет всяких хай-теков. Ведь для каждого города очень важно сохранить историческое лицо. Мне приятно вспоминать о Калуге. Там я дышал настоящим воздухом и жизнью этого города. Ходил по его улочкам, и мне было тепло.
Очень приятно было встретиться со зрителями на выставке. Их взгляд намного добрее, чем у жителей больших городов. С удовольствием к вам приеду снова, если поступит такое приглашение.
Беседовал Кирилл Гизетдинов
