Максим Ляпунов о детстве, любви и музыке
Мы продолжаем исторические прогулки по дворам, где взрослели жители нашего города. На этот раз своими воспоминаниями поделится калужский художник, поэт и музыкант Максим Ляпунов. Он живет сейчас в Санкт-Петербурге, но по-прежнему бережно хранит в памяти воспоминания о городе своей юности.
Первая любовь
– Когда я родился, меня привезли домой на Чичерина, 18. Моя мама – профессиональный библиотекарь. Папа был электриком, работал в троллейбусном депо. Первые годы жизни помню смутно. Квартира представляла собой семейную трехкомнатную коммуналку на третьем этаже с балконом. В одной жили тетя с дядей, мы – посередине, в третьей – бабушка. Бабушка вышла замуж второй раз, ее муж был из бывших «буржуев» и коммунистов не любил. Родные рассказывали такой случай. Мне был год, дедушка собирался по пятницам играть в преферанс. Мне интересно было – я подбегал, смотрел. Дед всегда говорил: «Коммунист, дай рубль». Я что-то невнятно мычал, мол, нету. А ты к мамке сбегай, не унимался дед. Мама говорила: «Нету деду». На что он отвечал: «Эх, коммунист, для трудового человека рубля жалко». Дед был директором магазина. Помню лакомство «петушок на палочке», арбузы, которые он приносил домой и любил катать их по полу. А еще мы с ним катались на… больших бухгалтерских счетах. Смешно было, здорово.
Первая любовь случилась в детском саду. Это была девочка Вика с длинной косой. Недавно нашлись в интернете, и она мне напомнила, что все мои ухаживания заключались в дергании за косу. Зато я больше никому не позволял этого делать.
«Помойные» дети
– На улице, где мы жили, был большой двор, объединявший три дома. В нашем была почта, в другом – магазин «На порожках», а в третьем – ателье. Во дворе были лавочки с бабушками, качели и столик.
Помню, как шли с мамой из парикмахерской и в витрине надпись: «Калуге 600 лет». А теперь вот скоро город отпразднует 650-летие. Помню, как меня водили в Сосновую рощу на прививки, а я там прятался под столом. Папа меня доставал, зажимал между коленками, снимал штаны, и мне делали укол. Потом я шел гордый и всем говорил, что я не боюсь.
«Развлекухи», как обычно, были дворовые. Зимой катались на санках. Аллея от улицы Пухова до Сосновой рощи казалась неимоверно длинной. Делали вылазки за сараи, там стояла воинская часть с продуктовым складом, который охраняли солдаты с автоматом, как положено.
Военная база тоже сыграла свою роль в детстве. Часть ребят забирались в выгребную яму с отходами, часть стояли на краю и начинали тухлыми фруктами друг в друга кидаться. Рядом был овраг, очень большой, он тянулся от нас аж до Яченки. По краям стояли гаражи, а в сам овраг свозили всякий мусор, было интересно там поковыряться, что-нибудь найти, «помойные» дети были.
И, соответственно, лазили по крышам этих гаражей. Овраг сильно зарастал крапивой, и мы ходили «вырубать» ее шпагами, которые нам мой дедушка гнул из стальной проволоки. Из репейника мы делали себе ордена. Сколько тебя обожгло крапивой – столько тебе орденов и положено.
Бывало, поджигали овраг и смотрели, как мимо школы проносились пожарные машины. На уроке мы хитро переглядывались: мол, ага, наша работа.
Бегали на Пуховский пруд рыбу ловить. Раньше в конце Пухова был большой крутой склон, у кого-то огороды там были. А мы зимой катались на санках, причем просто сидеть неинтересно, мы мчали на них вперед головой. А склон действительно был крутой и длинный, чуть ли не с километр. Еще ловили майских, июньских жуков до полусотни. Зачем? Не знаю. Спортивный интерес.
Зимой из елей гнули клюшки, играли в хоккей, летом – в «банки-палки». И традиционно – войнушка, казаки-разбойники. А войнушка была серьезная. Когда в городе появились баки с пищевыми отходами, крышки от них были украдены везде. Это были щиты. Мечи делали из дерева и рубились чуть ли не по-настоящему. Те, кто был на велосипеде, играли роль конницы, налетали на нас с мечами.
Сколько было поломано спиц у велосипедов, мечей, крышек! Но, правда, серьезно при этом никто не пострадал. Делали деревянные самолеты на веревочках, с пропеллером и устраивали воздушные бои. Становились друг перед другом, начинали крутить эти самолеты и… в лобовое столкновение.
Пластилиновое творчество
– К школе у нас образовалась крепкая «компашка», лазили по чердакам и подвалам, двор освоили полностью. У меня были два близких приятеля – Валерка Рундаль и Олег Черняев. Нас сблизил… пластилин.
Например, шел какой-нибудь фильм, допустим «300 спартанцев». Мы насмотримся и начинаем лепить из пластилина армию по мотивам картины.
Лепили и хоккеистов. Клюшки мастерили из алюминиевой проволоки, гнули ее, делали оплетку из ниток, форма была с номерами. Серьезно относились к своему творчеству.
У меня, помню, были шведы, приходилось на каждой форме лепить шведские короны, соблюдая цвета, чтобы все по правилам. Потом появился фильм «Адъютант его превосходительства», тут уже в белых играли. После фильма «Освобождение» у нас пошла Великая Отечественная – лепили танки. Гойко Митич вдохновил лепить индейцев.
Мама вспоминает, что я постоянно сидел под столом и что-то лепил. «Все бегают по улице, а этот – сидит!»
Музыкальная шпана
– При ДК Машзавода была секция футбола и хоккея. Я очень хотел быть вратарем. Пока мячик в лицо не прилетел, я им и был. Потом перестал. В этот момент мне разонравился футбол окончательно. И я стал вратарем хоккейным, примерно год на воротах простоял. Потом меня сняли с этой должности, потому что часто пропускал занятия. Но успел с ребятами съездить в Москву на детский турнир «Золотая шайба».
С местной шпаной водился, мама говорила: не общайся с ними, они хулиганы. А я водился, потому что хулиганы. Помню там, где ателье было, мы тырили мелочь со стола бухгалтерии: брали палку, лепили на ее конец пластилин или липучку и просовывали в окно, на эти деньги мороженое покупали. А когда в магазине был завоз арбузов, делали вид, что помогаем, а сами старались пару арбузов умыкнуть. Потом во дворе на столике разламывали и ели.
К первому классу второй школы я увлекся музыкой. Ну что значит увлекся… Брат играл в ТЮЗе, и к нам часто приходили его друзья, поколение шестидесятников, я любил с ними тусоваться. Помню, что мне нравились Шульженко, Сличенко.
Любимой пластинкой стал диск Виктора Чистякова с его пародиями на Пьеху, Магомаева, этот винил заслушал до дыр.
И сам пытался подражать, иногда получалось. В младших классах у друзей появились пластинки, «миньончики», гибкие и виниловые. Тут уже пошли Beatles, Rolling stones, Simon & Gurfunkel и даже попалась пластинка с одной стороны Deep Purple, а с другой – Blood, Sweet and Tears. Копили деньги, которые нам выдавали на завтрак. Каждое утро по дороге в школу я подбегал к киоску «Союзпечать» на перекрёстке Чичерина и Пухова, основную часть своей фонотеки в начальных классах я там и приобрел, все осталось до сих пор! Когда дома появился магнитофон, то зазвучал Высоцкий.
Танцы и кино
До третьего класса я проучился во второй школе, потом мы переехали на Билибина. И тут начались танцы в ДК «Машзавод». Мы мелкие были, нас не пускали, в кино мы как-то проникали. Собирали на один билет, кто-то из нас проходил в зал, и через дверь, которая выходила в фойе клуба, мы просачивались внутрь. Или садились за экраном с другой стороны и смотрели фильм «до 16 и старше» оттуда.
Новая для меня 17-я школа считалась престижной, с математическим уклоном. Однако с математикой у меня до сих пор сложно. Может, потому что в период знакомства с новой школой я пошел и в художественную. Там больше тусовались-общались, нежели учились. Собственные дискотеки устраивали. А в семнадцатой я окончил восемь классов и решил пойти в строительный техникум, чтобы стать архитектором. Так детство и закончилось, остальное уже другая история…
Сергей СЫЧЕВ
