Как-то не очень заметно проскочила новость о внесении в Государственную Думу законопроекта о поправках в закон «О государственном языке Российской Федерации». А между тем, документ интересный, и в него стоит внимательно вчитаться. В нем есть несколько положений, которые могут чувствительно затронуть многие стороны нашей повседневной жизни.
Например, чиновникам любых уровней в сфере их деятельности, то есть на работе и в общении с гражданами, при написании официальных текстов, придется строго придерживаться норм русского литературного языка. Многие из них, видимо, скоро сядут за парту. И это, как мне кажется, хорошо. Тут ведь проблема большая, о чем уже высказались лингвисты в связи с новой законодательной инициативой. Ни для кого не секрет, что речь чиновников часто изобилует неисчислимым количеством канцеляризмов, чрезвычайно затрудняющих понимание. Каждый, кто получал официальные ответы из разных ведомств на свои запросы, хоть раз сталкивался с тем, что написанное приходится довольно долго осмысливать, так сказать, переводить с официального на общепринятый, беспомощно разводя при этом руками: как хочешь, так и понимай.
Помогать, по идее, должны будут нормативные словари и справочники, создания которых также требует новый законопроект. Но тут есть еще одна беда: если у человека невеликий словарный запас, если он не умеет правильно выстраивать предложение, то никакой словарь или справочник не поможет ему исправиться. Ведь сам-то он уверен, что речь его стройна и безупречна. Похоже, что начинать все-таки надо со школьной скамьи, улучшать качество образования.
А еще бы лучше при приеме на работу экзаменовать претендента на должность в государственном или муниципальном учреждении на знание русского языка. И хотелось бы, если до этого дойдет (хотя законопроект этого и не требует), чтобы на таком экзамене в обязательном порядке проверяли, понимает ли кандидат разницу между литературной лексикой и вульгаризмами, просторечием и откровенными жаргонизмами.
Кроме того, любой законопроект или нормативный акт, прежде чем его утвердят, должен будет проходить лингвистическую экспертизу на предмет соблюдения литературных норм. И это тоже неплохо. А еще было бы неплохо, если бы поставить барьер неумеренному производству аббревиатур. Ведь такого количества аббревиатур, как сейчас, в истории русского языка не было никогда. Но это все благие пожелания.
Еще одно положение, наверное, обрадует тех, кого сильно беспокоит большое количество заимствований, приходящих в наше время в язык. Теперь заимствования будут допустимы, по крайней мере, в официальной сфере, только в том случае, если у них нет русских аналогов. Вот это положение, пожалуй, труднее всего будет исполнить, если оно вообще исполнимо. Ведь заимствования трудно поддаются контролю. Во-первых, их нужно успеть вовремя «отловить», а как такие «ловушки» расставить? Во-вторых, «отловив», надо будет придумывать им русский аналог, если его вообще можно придумать.
Вот, например, пресловутое слово кешбэк. Его, наверное, можно было бы заменить, например, термином «возврат наличных денег». Точный перевод с английского именно такой. Но обратим внимание, что понятие «возврат наличных денег» понятие очень широкое и применяется к самым разным ситуациям, о чем вам с удовольствием расскажет любой юрист, экономист, финансист. А вот термин кешбэк очень точный и предполагает возврат денег в определенных случаях в определенной сфере, в определенный период, причем не всей затраченной вами суммы, а только ее части. Когда тот, кто пользуется этой услугой, слышит слово кешбэк (а именно такая орфографическая норма зафиксирована академическим «Русским орфографическим словарем»), сразу понимает, о чем идет речь. Теперь давайте попробуем придумать кешбэку русскую замену со столь же емким и исчерпывающим смыслом.
То есть если бы были какие-нибудь летучие лингвистические отряды по «отлову» заимствований, и такой отряд бы сумел «поймать» кешбэк при первом его проникновении в нашу действительность, можно было бы что-то предпринять. Теперь же этот термин настолько вжился в нашу речь, что изымать его пришлось бы «хирургическими» способами, и без огромных издержек тут, боюсь, не обойтись.
Впрочем, у нас в прошлом было и много примеров, когда иноязычный термин находил удачное соответствие в русском языке. Возьмем английское random. Этот термин используется в точных науках и социологии. В русском языке ему соответствует слово случайный. Случайная переменная, случайный элемент, случайный объект, случайная мутация, случайная выборка… Никаких дополнительных значений, которые бы не содержало слово случайный, в random не имеется.
И все-таки рандомный, рандомно нет-нет да и проникает в речь. Согласно данным «Национального корпуса русского языка», в письменных текстах случаи употребления слова рандомный единичны начиная с 2000 года. В научной и производственной сферах, где термины со словом случайный употребляются, рандомный, судя по всему, никаких шансов не имеет.
А вот в разговорной речи, речи ведущих на радио и телевидении бывает. Недавно услышал, как ведущий одной популярной радиостанции сказал: «Побеседовал на улице с абсолютно рандомными людьми». Смею предположить, что это лишь стремление «наукообразить» свою речь, следование моде. Как к этому относится? Полагаю, что спокойно. В разговорной речи, которая не поддается никакому регулированию (недаром в лингвистике есть понятие стихии разговорной речи), слово это будет жить, пока оно нравится тем, кто его использует.
Иное дело – рандомизация. Этот термин более распространен и вполне обоснованно.
В нормативных словарях фильтры поставить, конечно, можно. Скажем, не включать тот или иной иноязычный термин в словари, предназначенные для ведущих радио, телевидения и работников СМИ или для работников государственных учреждений, если и такие словари будут издавать. Просто его там не будет. Однако не факт, что это поможет.
Между тем, и раньше бывали трудности с новой терминологией. Когда в нашей стране стали производить снегоходы (по-английски snowmobile), для них понадобилось и название. Слово снегоход появилось практически сразу. Оно прямо на языке вертелось, потому что по частям snowmobile так и переводится: snow – снег, mobile – движение. Такой перевод называется калькированным. Иными словами, калька (точная копия).
Но кому-то пришло в голову назвать новую машину по-другому. И появились мотонарты. Это название довольно долго держалось в официальной сфере. Зато в обиходе сразу прижился снегоход. Может быть, по аналогии с вездеходом и пароходом? И еще, потому что нарты, хоть слово и наше, исконное, происходящее от древнерусского рты, то есть лыжи, все-таки не из повседневного употребления. А снегоход ясен, понятен, да и произносится легче. Теперь о том, что эти аппараты пару десятилетий официально именовались мотонартами, уже как-то и забылось.
Так что придумывание своих терминов иноязычным аналогам в соответствии с законами родного языка – дело трудное. Да еще нужно угадать, будут ли они приняты. Так что тем, кто будет заниматься реализацией нового закона – а это лингвисты и эксперты из самых разных областей знания, – работать придется много и упорно. И успех будет гарантирован далеко не всегда.
