В областном драматическом театре премьера – постановка Константина Тришина по роману в стихах А. С. Пушкина. На малой сцене с успехом идут его спектакли «Шинель» и «Бобок». «Театр обязан говорить с нами на современном языке», – утверждает молодой режиссер в одном из своих интервью. Премьера вызвала немало споров: одних зрителей привела в восторг, других возмутила.
Простая история
Пушкинский роман – необъятный, многогранный. Простая любовная история для поэта лишь повод поделиться мыслями, наблюдениями, переживаниями. Сегодняшним школьникам, как правило, изучение «Евгения Онегина» дается нелегко. К каждой главе нужен обширный комментарий. Приходится как минимум «переводить» непонятные слова, а в идеале – погружаться в контекст исторических и культурных событий, нравов и обычаев.
У Константина Тришина в центре внимания герои и их отношения. «Приятель Онегина» Кирилл Бессонов ведет рассказ от лица автора и «собирает» сюжет в единое целое. Режиссер отказывается от временных рамок – к пушкинской эпохе отсылают разве что мужские костюмы.
По периметру сцены – серая «клетка». В конструкции чувствуется что-то тревожное, опасное: торчащие железные прутья, «неоновые» дверные проемы словно порталы в другую реальность, игра света (автор декорации и костюмов – Данила Травин, художник по свету – Никита Смолов).
Это решение не вызывает ассоциаций ни с уютом дворянского гнезда, ни с воспетой Пушкином родной природой, а ведь его строки, выученные в детстве, всю жизнь потом всплывают в памяти в морозный солнечный день.
«Мороз и солнце» читает, встав по-детски на стул, Ольга Ларина (Анастасия Семесенко, в другом составе – Екатерина Буреничева). Русский колорит создают народные песни (музыкальное оформление Екатерины Фастовец, педагог по вокалу – Алена Бирюкова), стилизованные костюмы главных героинь и валенки – даже Римас Туминас не обошелся без них в своей постановке «Евгения Онегина».
«Ужель та самая Татьяна?»
Татьяна (Елизавета Лапина) ходит в халате покойного отца, в белых шерстяных носках. Пугливая, почти бессловесная, она не просто замкнутая девушка, а настоящая юродивая. Во время семейного обеда, который по воле режиссера превращается в ток-шоу, героиня с книгой прячется под столом. Влюбившись, Татьяна в буквальном смысле парит в воздухе. Страдая, молча сидит на краю сцены, и слезы текут из ее глаз. Удивительно, как полубезумное дитя природы разгадывает тайну Онегина – «уж не пародия ли он»?
Письмо к Онегину нестройным хором читают деревенские девушки, Татьяна истерически выкрикивает отдельные слова, усиливая дисгармонию. Так тяжело ей дался этот поступок, что она не в силах поднять стопку исписанных листков. Но почему няня (Екатерина Семина, Светлана Никифорова) тоже с трудом поднимает их? Ведь у нее совсем другая история: «И, полно, Таня! В эти лета мы не слыхали про любовь».
Сон Татьяны явно говорит о детской травме: мать набрасывается на дочь, как вампир, отец тащит ее по полу. У Пушкина Татьяна «в семье своей родной казалась девочкой чужой», но она нежно привязана к близким – тяжело переживает разлуку с Ольгой, а замуж за князя выходит, внимая мольбам матери, а не угрозам.
В финале Татьяна, как Маша в чеховской «Чайке», носит траур по своей жизни. Яркая и пугающая картинка возникает на сцене: героиня ласкает огромного пса. Что это, символ укрощенной страсти, несвободы или безмерного одиночества, когда некому отдать свою нежность, кроме собаки?
«Русская хандра им овладела понемногу»
Главную роль исполнил Вячеслав Соколов. Нелегко представить обаятельного артиста с его живой мимикой в образе пресыщенного «мажора» с равнодушным каменным лицом. В самом начале истории у него появляется спутник – нечто из огромных серых шаров. Видимо, это аллегория русской хандры. Со временем Онегин остается с ней один на один, и даже запоздалое чувство к Татьяне от нее уже не спасет.
Онегин подшучивает над слугой, дарит крохи внимания и дудочку-окарину блаженной Татьяне. Читая переложенное Бродским пушкинское стихотворение, он ясно дает понять: «Я не лирический герой, а разочарованный циник».
Первое действие спектакля похоже на комикс или клип. Во втором режиссер переходит к «психологическому театру» – игры кончились, теперь все серьезно. Жуткий Зарецкий (Андрей Соловьев) с обезображенным шрамами лицом ставит бывших приятелей к барьеру. До этого момента Онегин на сцене «убивает» Ленского дважды: шутя «расстреливает» мячиком и во сне Татьяны закалывает бутафорской шпагой. В третий раз убийство свершается наяву, и тут начинается настоящая фантасмагория: Онегин кричит и мечется по сцене, где под музыку Чайковского танцует у бездыханного тела «лебедь» в балетной пачке и кожаной куртке.
В последней сцене режиссер прибегает к аллюзии: Онегин – Дориан Грей с состарившейся душой.
«Возьми мое сердце!»
Трюки в спектакле следуют один за другим. Вначале они вызывают улыбку и задают действию ритм, но в какой-то момент избыточная буквальная иллюстративность вызывает вопросы. Татьяна достает из-за пазухи и вручает Онегину муляж сердца. Зачем?!
В образе Ольги незамысловатая лирика сочетается с клоунадой: сияющая улыбка, гимнастические упражнения с демонстрацией великолепной растяжки и изящных панталон. Кого-то из зрителей удивил ее откровенный танец с самоваром: не слишком ли?
Исполнивший роль Владимира Ленского Алексей Чепелев – очаровательный блондин, что противоречит пушкинскому описанию и дает режиссеру повод пошутить. Так совпало, что у Римаса Туминаса Ленский тоже белокур, и шутки вышли похожими. Подвижный, темпераментный, инфантильный, поэт играет с резиновыми мячиками-прыгунами и поначалу безуспешно пытается увлечь этой игрой мрачного равнодушного Онегина. Перед дуэлью Ленский серьезен, вместо мячиков в его руках появляется хрустальный шар – символ хрупкости жизни. Его забирает Зарецкий. Владимир и Ольга читают чувственное стихотворение Гёте и никак не могут встретиться на ярусах зрительного зала – не судьба им быть вместе. Тут же лирику сменяет фарс: Ольга, не понимая, в чем дело, то несет Ленскому гитару и бадминтонные ракетки, то крутит перед ним бедрами.
Может быть, режиссер пытается таким образом показать молодому зрителю, что Пушкин – интересный, нескучный, «прикольный»? Это блестяще удалось Светлане Никифоровой в спектакле «Пушкин. Выстрел. Метель», где есть и юмор, и глубина – следствие вкуса, чувства меры и мудрости автора. Сам Константин Тришин прекрасно воплотил идею «классики вне времени», поставив гоголевскую «Шинель». Видимо, к каждой двери нужно подобрать свой ключ.
Екатерина ШЕВЕЛЕВА, фото Виктора Кропоткина
