Александр Баранников – о профессии, любимых авторах, поставленных и непоставленных спектаклях
В этом году режиссер отметил юбилей — 30 лет работы в областном драматическом театре. Зрители хорошо помнят его «Вишневый сад», «Чайку», «Нельскую башню», «Дикаря», «Землю Эльзы» и многие другие постановки.
Свет в конце тоннеля
В репертуаре театра три спектакля Александра Баранникова: «Убивец» по избранным главам романа
Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», «Вечер» по пьесе А. А. Дударева и «Собака» драматурга В. С. Красногорова. Каждый из них поднимает важные и сложные вопросы о ценности жизни, о предательстве и самопожертвовании, о любви в ее высшем, евангельском смысле. Спектакли пробуждают сильные эмоции, зрители не сразу уходят из зала, у них возникает потребность пообщаться с автором и поделиться впечатлениями.
— «Вечер» мы репетировали долго, год и два месяца — такое мог позволить себе разве что Станиславский, — рассказывает режиссер. — В спектакль вложено много сил, времени, здоровья, души. Заняты в нем наши ветераны, мастера сцены Надежда Бурнашова, Александр Глухов и заслуженный артист России Сергей Корнюшин. Пьеса написана как комедия, и большинство режиссеров именно так ее и ставят. На мой взгляд, это серьезная глубокая драма. Получился достойный спектакль, который мы уже четыре сезона играем на малой сцене. Очень хотелось бы показать его зрителям и в других городах страны.
Пьеса Валентина Красногорова «Собака» оставляет ощущение безысходности, но режиссер не мог с этим согласиться. После долгой переписки с драматургом Александр Георгиевич завершил свой спектакль своеобразным хэппи-эндом, который изменил многие смысловые акценты.
— Театр обязан оставлять надежду, это моя принципиальная позиция. Свет в конце тоннеля должен быть, иначе все бессмысленно.
«В начале было Слово»
К тексту Александр Баранников относится внимательно и бережно, своей важнейшей задачей считает «открыть» его, понять и передать в спектак-ле замысел автора, его дух. Гамлет имеет право выходить на сцену в джинсах и свитере, как у Юрия Любимова, а Городничий — собирать своих подчиненных в сауне, как у Сергея Женовача, но тем не менее это Шекспир и Гоголь!
— Режиссер может спорить с драматургом, но сначала он должен его понять. Он может попытаться открыть в пьесе что-то новое, созвучное современной жизни, но не вправе уродовать автора, навязывать ему идеи, которых в пьесе нет. На рубеже веков я работал в Кишиневе главным режиссером русского драматического театра. Развал Советского Союза уже начинался, все наши связи рвались. Председателем Союза театральных деятелей республики был известный актер и режиссер. Однажды он сказал: «Теперь я знаю, как поставил бы «Трех сестер» Чехова. Главная тема — русские войска уходят из Молдавии». Но разве этому посвятил Антон Павлович свою пьесу? Конечно же, нет.
К каждому автору нужен свой «ключ». Текст Пушкина отличается от текста Мольера, текст Чехова — от текста Островского. Существует театр игровой и театр психологический, они связаны, как вдох и выдох, но у каждого свои законы. Важно правильно поставить актерам задачу.
— Помню, как мы начали репетировать «Нельскую башню», но что-то не получалось, не складывалось. Прима нашего театра заслуженная артистка России Надежда Ефременко вдруг спросила: «Мы играем Дюма или играем в Дюма?» Я ответил: «Конечно же, мы играем в Дюма!» И все пошло как надо.
В ожидании Катерины
У Александра Георгиевича есть творческая мечта — поставить «Грозу» А. Н. Островского. Что же интересного в этом хрестоматийном, со школы знакомом произведении могут найти живущие в ХХI веке?
— Это история, написанная на века, — считает режиссер. — В основе конфликта пьесы — борьба между чувством и долгом. Обычно Тихона Кабанова представляют невысоким, щупленьким, невзрачным, а это должен быть здоровый, крепкий мужик, оправдывающий свою фамилию. И он под каблуком у своей матери, поэтому пьянствует. Мать — молодая, полная сил женщина, которой нет и сорока. В какой-то степени этот сюжет потом использует Максим Горький в пьесе «Васса Железнова»: героиня терпела пьянство и бесчинство мужа, а после его смерти превратилась в «кулак-бабу». Такова и Кабаниха. Островский явно намекает на ее особые отношения с Диким. Но Марфа Игнатьевна — вдова, все испытания своего брака с честью выдержала, и теперь никто ей не указ. Отсюда ее абсолютно резонный посыл Катерине: «Я не позорила семью, и ты не смей!» Но Катерина не виновата. Ее чувство к Борису, как стихия, сносит все на своем пути — и строгое воспитание, и доводы разума. Вот такая драматическая коллизия. Луч света и темное царство тут совершенно ни при чем.
«Зигзаг» и новые формы
Талантливый режиссер точно знает, как добиться нужной реакции зала: где зрители будут плакать, где — смеяться.
— Марк Захаров использовал «зигзаг» — это его собственный термин. Помню его спектакль по пьесе Алексея Арбузова «Жестокие игры». Идет действие, на сцене стеклянная дверь, и вдруг в нее летит стакан с кефиром — брызги стекла и расплывающееся белое пятно. Это и есть «зигзаг», он заставляет зрителя внутренне содрогнуться, эмоционально отреагировать. Мне ближе другой путь — открыть психологическую суть персонажа, его мотивацию, подчас скрытую, замаскированную.
Театр — древнее искусство. Казалось бы, все уже когда-то было на сцене. Стоит ли режиссеру бояться так называемых штампов и делать главной своей целью поиск новых форм?
— Как пишет известный режиссер Питер Брук, театр может быть живым или мертвым. Третьего не дано! Если спектакль трогает зрителя, если он живой, то так ли важна новизна режиссерских решений? Новаторство прекрасно, если оно оправдано и несет в себе смысл. Один из примеров — потрясающий спектакль Юрия Любимова «А зори здесь тихие». Лаконичное, но невероятно выразительное решение художника Давида Боровского — семь дощатых щитов, из которых собран кузов полуторки с «говорящим» номером ИХ 16-06. Зрители смотрели спектакль на одном дыхании, а после него уходили молча, многие в слезах.
Жизнь в театре
— Профессия режиссера требует колоссального внутреннего напряжения, здоровья, душевных сил, — уверен Александр Георгиевич. — Ты выходишь к актерам, они смотрят на тебя оценивающе и выжидательно, и нужно увлечь их, повести за собой. Нельзя скатываться в панибратство или позволить актерам себя «продавить». Обычно у каждого режиссера внутри труппы есть своя команда, это правильно и по-своему хорошо — спектакли получаются разнообразными.
Наиболее интересным и плодотворным периодом в жизни калужского драмтеатра Александр Баранников считает годы, когда у руля стоял мощный тандем: главный режиссер Роман Соколов и директор Юрий Логвинов.
— Театр — сложная структура. Это место довольно жесткое, тут перемалывается самолюбие. И все же по сути это семья. Моя жизнь в нашем театре бывала разной, временами непростой. Но жаловаться грех — мне давали ставить.
Режиссер рассказывает о мучительном ощущении пустоты, которое приходит после выпуска спектакля. Лекарство от него одно — работа над следующей пьесой.
— Не мы выбираем пьесу, а пьеса выбирает нас. В этом есть некая метафизика — пьеса должна попасть в сердце. Слишком расточительно тратить бесценное время на «однодневки». Миссия театра — воспитывать и просвещать публику, и хочется ставить такие спектакли, которые стали бы не только «культурным досугом», но и поводом для серьезной работы души.
Александр Георгиевич Баранников
• Коренной калужанин, родился в 1952 году.
• В 1989 году окончил режиссерский факультет ГИТИСа (курс набирал М. А. Захаров, в течение первого года обучения передал его А. А. Васильеву, который вел его до выпуска).
• Работал в качестве очередного режиссера в театре «Школа драматического искусства» под руководством А. А. Васильева. Был главным режиссером Кишиневского республиканского русского драматического театра им. А. П. Чехова.
• Ставил спектакли в разных городах СССР и России, за рубежом.
• В 1995 году режиссер вернулся в Калужский областной драматический театр, где и продолжает служить.
Подготовила Екатерина ШЕВЕЛЕВА
Фото из личного архива Александра Баранникова и соцсетей областного драматического театра







