Добрый мир поэта и художника Вячеслава Некрасова
Самое интересное случается тогда, когда не ждешь. В конце ноября подруга позвала меня на творческий вечер Вячеслава Михайловича, который проходил на малой сцене облдрамы. А позже, когда уже родилась идея встретиться и побеседовать с ним, я нашла его статью-размышление о творчестве и художнике в широком смысле слова. Эти два события и стали отправными точками нашего разговора.
– Очень понравилась ваша фраза, что человек строится из образов как из кирпичиков. А из каких кирпичиков состоит Вячеслав Некрасов?
– Мне повезло, мой дед заложил такие кирпичики, которых, может быть, сейчас мало. Кирпичики традиционного русского мировосприятия, русского духа. Я ведь вырос среди его картин, его рассказов и сказок.
Если найдете и послушаете русских сказителей, которые рассказывают сказки, вот там отчасти можно понять этот русский дух. Я думал иногда: почему мне не очень нравятся русские сказки, которые в книгах? И когда вдруг услышал сказительницу, все понял. В книге мы видим только сюжет. А в русской сказке очень важна личность говорящего, которая окрашивает все происходящее. Потому что сюжет-то простой, а личность нам выдает все, что она накопила, – прибаутки, присказки, шутки, наблюдения, словом, весь свой жизненный опыт.
Дед мой был реальный сказочник, со всем своим багажом, вздохами, засыпаниями и так далее. И я это почувствовал. Если записать эти чудесные сказки, получилась бы большая книга. Жаль, ничего не записано. Но, может быть, я попытаюсь когда-нибудь это воссоздать.
– Мне кажется, у вас детское мироощущение есть. Игра, но добрая игра.
– Пушкин как-то сказал, что поэзия должна быть немножко глуповата. Честно говоря, если ты человеку объясняешь, как надо жить, от этого мало толку. А если он с тобой побыл, и ему просто стало хорошо, ты его ничему не учил специально – это другое, это гораздо более действенно. Поучения надо искать у святых отцов. Я же в своей поэзии стараюсь не учить, а дать побыть в ощущении хрустальности, ясности, стройности видения мира.
И вот этот опыт, это состояние в какой-то степени останется в подсознании. Это опыт доброго мира.
Человек пообщался с криминальными элементами – набрался чего-то незаметно для себя. Побыв в добром мире, он приобрел опыт добрый. Это дает ему своеобразный иммунитет, меняет его немножко.
– Вы говорили, что поэзия – это выдох. 80 % подсознание, 20 % работа. А проза?
– Проза – та же поэзия, только в другой форме. Там тоже есть музыка фраз, но все-таки больше рационального. Больше сознания, чем в поэзии, скажем так. Прозу можно начать писать в любом состоянии. А вот стихи я могу писать, только когда пришло. А иначе –
стараюсь, вроде получается, но… не живое, чуда не случается. А вот когда пришло – записываешь, как говорится, на салфетках, на манжетах. Тут забываешь обо всем…
– Да, очень отличается стихотворение, которое выдохнуто, от того, что сконструировано.
– В поэзии для детей часто конструируют. Когда дяденька взрослый притворяется ребенком – ребенок чувствует, что это фальшь. Я думаю, что не должно быть специального детского искусства, искусство должно быть семейное. Раньше сказки рассказывали всей семье. Дети что-то понимали свое, но и чувствовали, что им многое недоступно. Пока! А главное – над ними целый мир есть, он огромен и полон тайны… Это рождало поэтическое чувство, трепет души, огромную радость…
Я уверен: не должно быть детского искусственного потолка, должно быть звездное небо, бесконечность.
И тогда ребенок поймет, что взрослый намного умнее и мудрее его, а значит, он защищен. Это очень и очень важное чувство. Иначе ребенку невозможно испытывать полное счастье. Да и нам, честно говоря, тоже.
– Ваша литература очень живая. Как будто здесь и сейчас я могу это увидеть, потрогать, понюхать, почувствовать…
Художник Кондратий Петрович Белов, дедушка нашего героя. Патриарх сибирского пейзажа и удивительный сказочник
– Я поступаю так, как хотел бы, чтобы поступали со мной: не замучивали тяжелыми текстами, которые пока поймешь, голову сломаешь. Где просто – там ангелов со сто, как говорил отец Амвросий. Я пишу о тех, кого любил. Хочется их сохранить, что ли, в этом мире. Чтобы они существовали в книгах – дедушка, бабушка, мой духовный отец, сосед Толик, кошка Мурка…
Но не все рассказывать надо. Некоторые писатели самовыражаются во что бы то ни стало. Это неправильно. Если можно повредить чьей-то душе, не надо об этом рассказывать. Зачем человеку темнота и грязь? Люди бывают несчастные, бывают уставшие, в какой-то тоске. И мне лично очень хочется им доброе слово сказать.
Я сторонник традиции, но живой традиции. Реалистического рисунка, но живого рисунка. Не нудного, серого, псевдонаучного. Искусство не должно быть скучным. Оно скучное, если лишено жизни.
– Как понять, что такое красота в изобразительном искусстве?
– Я думаю, только через великих художников. Я учу своих учеников, что мы можем прикоснуться к этому, попробовав как бы стать ими на время. Когда мы копируем (не рабски, а свободно), мы отчасти становимся, например, Рембрандтом и как бы изнутри него видим красоту и учимся ей.
В музыкальную школу приходим – мы же не свои произведения исполняем. Мы понимаем изнутри красоту чужой музыки, чужой личности, прикасаемся к великому таким образом. Люди таким путем учились тысячелетия.
– Какие писатели или поэты лично вам близки по мироощущению?
– Константин Коровин, Василий Стефаник. Поэты – Есенин и Лорка. Вот такое сочетание странное. Лермонтов… «Маленького принца» люблю читать. Но особенно мне близок всяческий эпос! В нем я чувствую мощное дыхание и силу народа. А еще ближе – святой царь и пророк Давид. Ничего поэтичнее его псалмов на церковнославянском не читал. Но… он же только «трость книжника-скорописца»… По-гречески, кстати, Творец звучит как Поэт.
В Калуге совсем недавно еще жил потрясающий писатель Владимир Лущиков. Мы его, к сожалению, не заметили и не оценили. Слава Богу, силами почитателей уже переиздается и скоро выйдет его пронзительная (и единственная) книга «Крик Чибиса». Книга о деревне. Мне она порвала все сердце на куски, а потом исцелила и зажгла нежный, маленький огонек радости… Это чудо, а не книга.
– А творчество – то, что дано, или это можно в себе как-то развить?
– В принципе всем дано научиться рисовать, например. Любого можно научить. Но этого мало. Художник – это не только умение что-то похоже нарисовать, но и размышлять. В первую очередь – размышлять. Это такой путь наблюдений и философии. У художника должно быть свое видение мира, какая-то своя тема. Тема дается свыше, это не сюжет, более широкое понятие. Необходима внутренняя работа. Ну и дар, безусловно. Искра Божия. Это в первую очередь.
А поэт…. он в идеале решает колоссальную и важнейшую задачу – воссоздает национальный дух, создает национальные архетипы, образы! Как сказал Блок, «гений всегда народен». И Пушкин говорит об этом: «и неподкупный голос мой был эхо русского народа». Это не просто самовыражение.
– Вы говорите, у каждого своя тема. Какая у вас?
– Трудно ответить и сформулировать (глубоко задумывается). Возделывать видимое и слышимое мной, как некий райский сад. Художник должен бороться с хаосом, бессмысленностью, бездуховностью – делать свой мир (а значит, и мир вообще) гармоничным, полным смысла, добра, любви.
Есть такой английский художник Николас Хейли Хатчинсон, который воспел тот уголок Англии, где он живет. Он его объяснил, показал, опоэтизировал. Вот это прекрасная судьба художника, он выполнил свою задачу, мне кажется, – создал как бы райский вариант своего собственного мира. А если глубже, то на самом деле он просто слегка приоткрыл людям суть. Суть, смысл и красоту мира, в котором они живут.
Беседовала Дарья ЛЕОНТЬЕВА
Фото предоставлено Вячеславом Некрасовым
