Большие белоснежные чайки, каких я раньше встречал только на берегах моего балтийского детства, теперь самое обычное дело в небе над Калугой. Раньше встречал на речках только маленьких сереньких, а теперь вон какие тут селятся. Чайки частично перелетные птицы, а от водных просторов их отвлекает человеческое жилье с большими и сытными помойками.
Что за шумные нахальные красавицы кружат над Калугой, я разобрать не в состоянии. Но несколько дней назад калужский орнитолог Юрий Галченков опубликовал фото «чаечного» базара на берегу Оки неподалеку от Калуги. Он различил там несколько видов. Самые большие – клуши или, может быть, как он написал, восточные клуши – халеи. Даже из этой записи ясно, что всяких видов чайковых очень много.
Резкий и характерные крик чайки спутать с чем-то другим очень трудно.
Все лингвисты сходятся во мнении, что слово чайка – темное, то есть происхождение его трудно установить. Мало того, в некоторых славянских языках и диалектах, в том числе и русских говорах чайкой называется чибис. Видимо, потому что крики чибиса и чайки чем-то похожи, а в народной мифологии эти птицы имеют сходные задачи: например, их крик – знак тревоги, опасности.
Считается, что слово чайка по происхождению звукоподражательное. Правда, в громких воплях этих птиц не различаю «чай-чай». Зато реконструированное древнее *kjajа куда как ближе к тому, что слышится.
В древнюю, еще праславянскую пору звук к в начале слова превратился в ч, и kjajа стала звучать как чая, затем к ней прибавился суффикс к, придающий значение свойства чего-либо. Теперь этот суффикс в слове чайка стал частью корня.
А вот в близких к славянским балтских языках начальный звук к остался. В латышском чайка – kaija.
В древнерусском языке слова чайка в нынешнем виде не было, была чаица. Как в «Слове о полку Игореве»:
О Донче! не мало ти величія, лелѣявшу князя на влънахъ …стрежаше е гоголемъ на водѣ, чаицами на струяхъ, чрьнядьми на ветрѣхъ.
Только в древнерусском языке мы встречаем чайку в таком виде. Академик Леонид Булаховский не видел в этом нет ничего необычного, в русских названиях птиц -ца встречается часто: горлица, синица, клушица, курица.
Правда, специалисты расходятся во мнении, кого автор «Слова о полку Игореве» называл чаицей. С гоголем и чрьнядьми ясно – это утки, а вот с чаицей проблема. Одни полагают, что это речная чайка, другие – что чибис.
В говорах чаица сохранялась вплоть до XIX века. В северных этосовршенно точно чайка, как видим из «Словаря Архангельского областного наречия» 1885 года.
Впрочем, в XX веке чаицу мы тоже встречаем. Так чайку называл поморский писатель-сказитель Борис Шергин. Она встречается в его рассказе «Отцов знанье»:
«Белопарусный кораблик ушел за море, Улетела чаица за синее».
А в тех говорах, что южнее, там чаица – уже чибис.
«Чяица – аны сидять, где кочичька; разливаицца луг, аны ж вясной прилетывъють», – приводит в комментариях к «Слову о полку Игореве» фрагмент рассказа жителя Брянской области лингвист Владимир Козырев. Здесь явно речь о чибисе.
Однако, это все же не та чаица, что в «Слове о полку Игореве», посчитал знаменитый советский украинский биолог Николай Шарлемань, указавший, что значение «чибис» слово чайка обрела лишь через несколько веков после написания «Слова…» под польским влиянием. Видимо, в смоленских и брянских говорах это значение тоже позднее.
Так или иначе, чаица, кем бы она ни была, чайкой в нашем языке стала уже ближе к XVIII веку.
*Джонатан Ливингстон – главный герой повести-притчи Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»
