Бесповоротно ушедшая к концу 1918 года из официальной русской орфографии буква ѣ продолжает преследовать нас до сих пор. Прочно вошедшее в сознание устойчивое выражение «сделать на ять» означает «сделать отлично, безупречно, без изъянов». Ядром высказывания буква ѣ стала недаром, потому что именно она была в свое время камнем преткновения при изучении орфографии. И странное дело, хоть русская орфография к тому моменту была весьма вариативной, то есть можно было позволять себе некоторые вольности, буквы ѣ это не касалось.
Споры вокруг нее, как и вокруг еще одной изъятой буквы – i, называемой «и десятеричное» – ведутся до сих пор. И надо сказать, прежаркие споры. Кто-то говорит, что они были к месту, поскольку имели, например, смыслоразличительную функцию: «ѣли» в значении «принимали пищу» и «ели» – хвойные деревья; «мiр» – «общество», «вселенная», а «мир» – состояние без войны. Есть даже предложения вернуть старую орфографию.
Все правильно, спорить с очевидным нет никакого смысла. За исключением нескольких замечаний: при произнесении слов, которые пишутся с этими буквами, никто не отличал ѣ от е, а i от и. Кроме того, «ѣли» и «ели» – разные формы разных частей речи. А их-то спутать даже без ѣ очень трудно. Это аргумент тех, кто считает вполне обоснованным удаление ѣ и i из алфавита.
Мы спорить не станем ни с теми, ни с другими. В конце концов, что когда-то произошло, то уже произошло, и вернуться к прежнему уже нет возможности. Оставим пока в покое i. К дореформенным правилам написания ѣ мы еще обратимся, а пока об истории этой буквы.
Она ведь действительно когда-то употреблялась обоснованно и вполне законно, потому что до конца XVIII века, а, может быть, и даже до середины XIX, обозначала вполне самостоятельный звук, сильно отличавшийся от звука э, который обозначается буквой е.
Звук этот был чем-то вроде плавного перехода от и к е. Музыкальным и певучим. Условно его можно представить как ие. И был кратким, а е – подлиннее. Такие самостоятельные звуки назывались дифтонгами, их теперь в нашем языке нет. Обозначала ѣ и долгий е.
Ие это или е долгий, зависело от происхождения слова. Например, «сѣмя» звучало с несколько протяжным е, потому что произошло от индоевропейского sēmen, а в слове «цѣна» за ѣ скрывался ие, потому что происходит оно от kaina с переходом древнего дифтонга ai в праславянский ие. Если в русском языке ѣ в конечном итоге перешел в е, то в украинском – в i. И слово «цена» сейчас по-украински пишется «цiна».
Отдельный звук ѣ зафиксирован в первых академических грамматиках русского языка XVIII века, написанных Михаилом Ломоносовым и Антоном Барсовым. Слияние ѣ и е в один звук впервые отметил Александр Востоков в своей «Русской грамматике» 1831 года, предваряя подробности употребления ѣ: «Буква ѣ, произносимая в русскомъ языкѣ совершенно сходно с буквою е…»
Наверное, ученики XVIII века легко усваивали, где писать ѣ. Они произносили и слышали. Слово «левый» звучало тогда как «лиевый» или «льевый», потому и писалось «лѣвый» в отличие названия животного «лев», где слышался е после мягкого согласного.
Трудности с правописанием ѣ начали возникать в середине XIX века. И уже тогда учителя словесности забили тревогу. В первую очередь учителя сельских начальных школ. Крестьянские дети, хоть и заучивали правила написания, но, поскольку никакой разницы между ѣ и е не видели, очень быстро их забывали. Гимназистам и реалистам права забыть не давалось, потому что по окончании гимназий и реальных училищ они вступали в ту жизнь, где одним из условий успеха была идеальная грамотность. Им так и говорили: «Знание, где писать ѣ, отличает грамотного человека от неграмотного» или нечто подобное.
Правила же были сложными. И самое сложное – заучить написание ѣ в корнях слов. Таких корней было больше ста тридцати! Правила написания приставок, суффиксов и окончаний, служебных слов усваивались легче. Но их было много. И, конечно же, не обходилось без целой порции исключений. Хотели бы мы этого «ужаса» для своих детей?
И все-таки мы и сейчас можем иногда угадать, не заглядывая в список слов с ѣ, где она могла быть. Вот один из способов.
Мы знаем о чередовании гласных е/о в корнях слов после мягких и перед твердыми согласными. Это следы процессов, которые наблюдались с XIV века. Например: мёд/медовый, плевать/плёвый, пчела/пчёлка и так далее. Чередование это возникает там, где был исконный е. В словах же, где некогда был исконный ѣ, такого чередования нет.
Возьмем, к примеру, слово «река». В нем до реформы орфографии на месте нынешнего е писалась ѣ. Попробуем подобрать несколько однокоренных слов: речной, речушка, реченька, речник, заречье. Как ни старайся, чередования не найдешь. Это – косвенное доказательство, что здесь действительно могла быть буква ѣ. Смотрим летописи:
«Зане князь щедръ, аки рѣка, текуща без бреговъ сквози дубравы…»
Это «Слово Даниила Заточника».
А вот в словах с корнем -лед- чередование е/о есть: лёд – ледяной.
Заглядываем в «Повесть временных лет» по Ипатьевскому списку:
«…и притиснуша святополчь вои кь озеру и вьступиша на ледъ».
Желающие могут поэкспериментировать и с другими словами. Но предупреждаем: есть подвохи в виде столь известных нам по современному русскому языку исключений. Одно из них – слова с корнем -звезд-: звезда, но звёздный. Чередование есть, а между тем, слово-то до 1917 года писалось с ѣ, как в этом фрагменте Устюжского летописного свода:
«Тое же зимы явися звѣзда хвостата, луча паче самыя звѣзды, и восхождаше от шестаго часа нощи».
Но если взять исторически однокоренное со «звездой» слово «свет», то закономерность восстанавливается. Чередования е/о не находим, и исконный здесь не е, а ѣ:
«А в Кулури же родится ахикь, и ту его дѣлают, на весь свѣт оттуду его розвозят», — пишет в своем «Хождении за три моря» Афанасий Никитин.
Так что каждый пусть для себя решает сам, потерял ли язык что-то с утратой ѣ, или нет.
