О Тульском добровольческом коммунистическом полке, созданном в первые дни войны из коммунистов и комсомольцев, известно очень мало. Так и не успев в полной мере постигнуть премудрости агитнавыков, политбойцы были брошены обычными солдатами в самое пекло сражений. Из трёх тысяч человек домой вернулось меньше двадцати.
Тула – Калуга
Какое отношение имеют калужане к тульскому полку? Оказывается, самое непосредственное. В 1941-м Калужской области не существовало. Территорию наместничества, созданного еще в 1776-м Екатериной II и переименованного в губернию при Павле I, в 1929-м упразднили. Часть земель, в том числе Калуга и рабочий посёлок Дугна, где родился и вырос Серафим Чернов, попала «под протекторат Тулы». В будущем городе-герое в начале Великой Отечественной войны и формировались различные военные части и подразделения, в том числе и полк политбойцов. Перспективных людей, которые должны были словом и делом подбадривать красноармейцев, набралось около 3000. Среди них 208 жителей нашей области, в том числе 127 калужан.
После непродолжительной военной подготовки на полигоне Осоавиахима, что на Косой горе в Туле, политбойцов отправили на фронт. Они должны были поддерживать дисциплину и поднимать боевой дух бойцов. Но тяжелое положение на фронте все изменило в одночасье – они приняли бой. Новобранцам противостояли хорошо обученные, опытные десантники, захватившие перед этим Ярцево. Оставшихся в живых бросили на ликвидацию танкового прорыва вдоль шоссе Минск – Москва. Из трех тысяч коммунистов и комсомольцев в живых осталось не более 20 человек, их отправили в другие стрелковые части.
О судьбе одного из политбойцов, Серафима Васильевича Чернова, мы узнали из воспоминаний, сохранившихся в Государственном архиве документов новейшей истории Калужской области.
Выпускной 41-го
Серафим Чернов получил аттестат об окончании Дугнинской средней школы 19 июня 1941 года.
«…С первого дня войны поселок Дугна превратился в муравейник – со всех сёл и деревень в Дугнинский райвоенкомат прибывали по мобилизации люди. Работники райвоенкомата работали и днём и ночью, приписные участки развернули даже на улице.
…В Калуге на приёме у второго секретаря Тульского обкома партии нас собралось много. Ожидая, я наблюдал, как и с каким настроением выходили с приёма. Подошла и моя очередь. Не успел я открыть дверь, а я был щупленький и небольшого роста, как вижу, что секретарь машет мне рукой и говорит: «Уходите, пусть следующий зайдет». Тут у меня ноги подкосились. В то время, занимаясь в кружках, я сдал нормы на все оборонные значки. И на моём пиджаке они были приколоты. В таком виде я предстал перед вторым секретарём обкома. Он мне говорит, что я и винтовку в руках не удержу. Я, напротив, говорю, что стрелял из боевой винтовки, имею значок первой степени ВС, а сам думаю, как же теперь появлюсь на глаза любимой девушки… Тут секретарю я сказал: «То, что завоёвано в 1917 году нашими отцами, никогда никому не отдадим! Готов отдать жизнь за наше правое дело. Победа будет за нами!» Подействовало. Смотрю, красным карандашом на моём личном деле пишет: «Зачислить». Пожал он мне руку, да так, что у меня чуть слезы из глаз не полились, но я вытерпел.
…По прибытии на Косую гору нас обмундировали. А дальше приступили к изучению боевого оружия: с утра до позднего вечера разбирали, собирали, стреляли по мишеням из пулемёта «Максим», пулемёта воздушного охлаждения Дегтярёва, ручного пулемёта, винтовки СВТ и ППД, рассказывали и показывали, как пользоваться всеми видами гранат. По окончании занятий, боевых стрельб и гранатометаний прошел марш-бросок на 25 километров. В торжественной обстановке мы приняли присягу – поклялись с честью выполнить свой долг перед матерью Родиной – и выполнили.
Первый бой
…В три часа ночи мы были подняты по боевой тревоге. Моросил дождь, наш эшелон шел к Вязьме. К ритмичному стуку колес добавился шум моторов самолётов, пулеметной стрельбы и взрывов бомб. Кто-то в вагоне застонал, эшелон замедлил ход, и все, как по команде, взяв оружие, стали выпрыгивать из вагонов.
Это было первое наше боевое крещение. Над эшелоном кружили «Юнкерсы» с черными крестами на фюзеляжах. По команде мы открыли прицельный огонь из винтовок. Сбили один самолёт, за что получили первую боевую благодарность от командования. Здесь, не доехав до фронта, погибло несколько наших товарищей.
… В эту же ночь нас посадили в эшелон и где-то на подступах к Ярцево высадили. Начало светать, кругом лес, недалеко бомбёжка. Кто-то сказал, что днем немцы обнаружили здесь наши танки, вот и бомбят. Какой стоит шум, особенно в лесу, да в ночное время!
Двигаясь, где по-пластунски, где перебежкой, на ходу старшина подкреплял нас большим куском сыра и полбуханкой хлеба. Мы добрались до соснового бора, откуда перед нами, как на ладони, в утренних лучах солнца раскинулся город Ярцево. Добираясь до этого бора, никакой ружейной перестрелки мы не слышали, только изредка над головой с шипением и визгом пролетал артиллерийский снаряд.
На опушке соснового бора был выстроен Тульский коммунистический полк политбойцов, без скаток и вещмешков. Командир полка зачитал боевой приказ – штурмом овладеть городом.
В одной руке винтовка, блеском переливались солнечные лучи от хромированного ее штыка, в другой – на боевом взводе граната РГД. С криком «Ура!!!» мы ворвались в Ярцево. …Это был наш первый бой на открытой местности, где можно было видеть противника и уничтожать его прицельным огнем наверняка, слышать голос своего командира и выполнять его волю. Бой мы приняли в городе в тяжелых для нас условиях. Кто-то, не попав под обстрел, пробежал чуть ли не до центра города, кто-то застрял в первом квартале под губительным огнём противника. Многих мы недосчитали в своих рядах в этом первом бою и многому научились. Все последующие бессонные ночи и дни, получая ежедневно пополнение, в ожесточенных боях мы учились бить фашистов наверняка. Город был освобождён, бои развернулись по ту сторону речки за вокзал, который переходил ежедневно из рук в руки. Мы перемалывали кадровые фашистские части гитлеровского вермахта.
В августе 1941 года из состава нашего полка, ополченцев Ленинграда и Москвы, на добровольных началах был создан специальный разведывательный отряд по действию в тылу противника. Так, с августовских дней и до конца войны я прошел фронтовыми дорогами разведчиком».
Судьба победителя
В начале сентября 1941 года Чернов попал под обстрел миномётного огня, был контужен и с поля боя направлен в эвакогоспиталь, но уже в конце месяца стал участником оборонительных боёв на подступах к Вязьме. Участвовал в обороне Москвы. Под Можайском в наступательном бою был ранен, после выздоровления направлен в 1-е Киевское Краснознамённое артиллерийское училище им. С. М. Кирова. Успешно окончив и получив звание лейтенанта, в августе 1942 года направлен на Воронежский фронт.
В августе 1942 года Чернова назначили разведчиком – командиром взвода управления батареи Отдельного артиллерийского дивизиона. В феврале 1943 года под г. Сумы в наступательном бою был тяжело ранен. По заключению военно-врачебной комиссии признан ограниченно годным 2-й степени для работы в тылу и был списан из действующей армии.
«…Куда я только не обращался, вторично прошел гарнизонную военно-врачебную комиссию в Москве, но на фронт, в действующую армию, я был негоден. Только по стечению обстоятельств, будучи командиром маршевой батареи, сопровождая пополнение на фронт, уговорил командование, чтобы меня оставили на фронте. Так, с октября 1944 года я снова в действующей армии – командиром взвода управления, разведчиком батареи воздушно-десантного артиллерийского полка. Принимал непосредственное участие в разгроме фашистских войск в Румынии, Югославии, Венгрии и Австрии.
В конце 1945 года выехали из Австрии в распоряжение Киевского военного округа, служил в Полтаве. В июне 1946 года направлен на Дальний Восток, северный Сахалин, затем в Прибалтийский военный округ. Списан из рядов Советской армии в звании капитана в отставке».
Май, мир, труд
В 1954 году военная жизнь для Серафима Чернова закончилась. Состояние здоровья не позволило продолжить службу, сказалось ранение в руку, третье по счету. Был перебит нерв, и кисть левой руки не действовала.
В 1966 году он переехал в Калугу, работал на Калужской фабрике бытового обслуживания главным механиком. В 1967 году – на Калужском заводе телеграфной аппаратуры, в совершенстве освоил специальность – ему присвоили высший, 6-й, разряд слесаря-инструментальщика. На заводе проработал более 15 лет, много раз избирался в состав партбюро цеха, комитета профсоюза, член совета ветеранов войны завода.
Изготавливал калибры, шаблоны, контршаблоны, где допуск на размеры жесткий – от микрона до сотки, чистота обрабатываемой поверхности – до 13-го класса точности. Ударник коммунистического труда, отличник качества главного управления министерства, занесён в заводскую Книгу почета, ветеран труда завода.
За боевые заслуги имеет правительственные награды: ордена Красной Звезды, Отечественной войны 2-й степени; 10 медалей: «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Будапешта», «За взятие Вены», «За победу над Германией».
Здравствуйте, дорогие мама и Галя!
Шлю вам свой горячий сердечный привет и от всей души желаю самого наилучшего в вашей жизни, а главное – здоровья.
…Сейчас я живу почти рядом с американцами, вижу их часто. Живу хорошо, питание отличное, гуляем по чудесным природным просторам – здесь горы Альпы, долины, леса, в них шумно врезается неспокойный Дунай. Вспоминаю часто тот твой любимый вальс «Дунайские волны» – я их теперь вижу. И так как будто все хорошо, но нет. Эта оторванность от русской земли заставляет скучать… Не радует меня все, что здесь есть прекрасное. Ведь мне дорога не австрийская, а русская земля. Там, на берегу Оки, пролетали мои прекрасные детские дни. Все, что в жизни есть счастливого, – это детская жизнь. Годы стали быстро лететь – мне исполнилось 22 года. Неужели не будет тех дней, чтобы собраться с товарищами на горке и играть. Все пролетело, как густой утренний туман над Окой. Пишите, как живете. Привет всем родным. Ваш сын Серафим. Австрия, 1945 год.
Послесловие
Читая эти воспоминания о первых днях войны, о горечи отступления, о потере боевых товарищей, о тоске по дому, об осознании того, что впереди еще много испытаний и надо выстоять, – невольно думаешь: сколько же ему было, когда он писал: «Мама, передай бабушке, что я отомщу фашистам за Сергея». А было ему всего 18. Они не дрогнули, не струсили, это поколение восторженных романтиков, мечтавших о мирной жизни, на своих плечах вынесло все тяготы войны. Многие из них навсегда остались лежать в братских могилах, но свой долг Родине они отдали до конца.
Поэтесса Юлия Друнина в предисловии к одному из своих стихотворений писала: «По статистике, среди фронтовиков 1922–24 годов рождения в живых осталось три процента». На самом деле из ровесников Друниной с фронта вернулись чуть больше, чем три процента. Но высшая историческая правда состоит в том, что это самоотверженное, бескорыстное и удивительное молодое поколение действительно принесло себя в жертву на алтарь Победы.
Подготовила Ольга КОНОВАЛОВА. Благодарим Государственный архив документов новейшей истории Калужской области за помощь в подготовке материала
