Салават Щербаков: «Брат моего прадеда был директором калужского епархиального училища»

Салават Щербаков в представлении не нуждается. Памятник Александру I в Александровском саду возле Кремля и Петру Столыпину рядом с Домом Правительства, памятник Владимиру Великому на Боровицкой площади, а также памятник вежливым людям в центре Симферополя…. Всего на счету у знаменитого скульптора более ста монументальных композиций не только в России, но и далеко за её пределами.

Его скульптура есть и на калужской земле. В 2014 году на главной площади Малоярославца появился памятник Щербакова полковому священнику, прообразом которого послужил Василий Васильковский, поведший в атаку русских солдат под Малоярославцем в 1812 году.

О том, как кровные узы связывают скульптора с нашим городом, своём пути в скульптуру, знакомстве с Ильёй Глазуновым и многом другом он поделился с читателями нашей газеты.

СЕРГЕЙ ЩЕРБАКОВ И КОНСТАНТИН ЦИОЛКОВСКИЙ

– Салават Александрович, насколько вам близка Калуга?

– Калуга – очень близкий мне город. Брат моего прадеда, Сергей Васильевич Щербаков, был в нём директором епархиального женского училища. А, как вы знаете, учителем физики там работал Константин Эдуардович Циолковский.

Сергей Щербаков окончил Московский университет, и, работая в Калуге, не только был в дружеских отношениях с Циолковским, но и разделял его космические взгляды.

Пару лет назад в калужском Музее космонавтики была выставка с телескопами и личными вещами Циолковского, на открытие которой собрали всех потомков Сергея Васильевича. Одним из них является академик Чалов, работающий в Московском университете.

Есть и ещё один наш общий предок, которого я знаю – иеродьякон Софроний Спасо-Вифанского монастыря.

У меня есть книга «Курс космографии», которая издана Сергеем Васильевичем Щербаковым. Также мы планируем поставить ему мемориальную доску в Калуге.

ВОПРОС СУДЬБЫ

– Как вы пришли в скульптуру?

– Тут всё достаточно просто.

Когда мне было лет семь, моя бабушка отвела меня на кружок скульптуры во Дворце пионеров, который был на Ленинских горах. Её муж (мой дед) был скульптором. Он учился у Сергея Волнухина (автор памятника первопечатнику Ивану Фёдорову в Москве) в «Училище живописи и ваяния». А сейчас я являюсь профессором и преподаю в высшем учебном художественном заведении «Российская академия живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова», которая находится на том же месте. То есть с тех пор и до сих пор я в глине: сначала окончил институт, а после вступил в Союз художников СССР.

– Можно ли стать скульптором, или им можно только родиться?

– Это вопрос судьбы, усидчивости и желания, а ещё целый комплекс внешних обстоятельств. Ведь в некоторых странах вообще нет этой сферы искусства.

В советское время скульптура продолжила традиции, как русской, так и мировой скульптуры. Была среда, в которой, на тот момент, наверное, было легче развиваться.

– С 1980 года вы являетесь членом Союза художников СССР, а затем и России. Насколько, с вашей точки зрения, важны подобные объединения?

– Эта организация очень помогала себя реализовать в советское время. Потому что, только находясь в ней, можно было чувствовать себя скульптором и художником. То, что было извне, называлось самодеятельностью.

Сейчас роль Союза художников, к сожалению, несколько упала. Так, например, сегодня нет художественного фонда, где подходящую для себя работу могли бы найти как молодые, так и уже зрелые скульпторы.

В советское время Союз художников был общностью для общения людей с общим видением, помогал в организации выставок, мог посодействовать в получении мастерской. Сегодня он остаётся площадкой для творческого общения, но в плане работы помочь уже, к сожалению, не может.

«СКУЛЬПТУРА ТРЕБУЕТ ПОЛНОЙ ОТДАЧИ»

– Пробовали ли вы заниматься живописью или графикой?

– Да, я занимаюсь ими для себя.

Но скульптуру можно сравнить со спортом. Если человек – конькобежец, он занимается именно этим видом спортивных состязаний, хотя баскетбол и плавание для него могут идти, но как что-то параллельное. Так и скульптура требует полной отдачи.

– Часто искусство начинается с копирования. На кого вы хотели быть похожи в годы своего творческого становления?

– Сразу же могу сказать, что копирование на кого-то конкретного гораздо хуже, чем, когда человек глубоко изучает историю искусств, и не просто копирует, а входит в мир скульптуры, пытаясь говорить на её языке.

Все учителя, с которыми я занимался, дали мне очень много, но из них я не копирую никого.

– В чём разница между скульптурой и памятником?

– Если человек по профессии – певец, то он может напеть на деревенской свадьбе или что-то исполнить для себя. Но в то же время он выходит в качестве профессионально артиста на сцену Большого театра. Поэтому в плане профессиональном скульптура и памятник – близкие вещи. Скульптура – это основная ось, но у памятника есть свои отдельные требования: архитектура, понимание истории. И если скульптор не овладел ими, а, например, блестяще лепит котят, то для того, чтобы ставить памятники, ему нужен дополнительный комплект знаний.

– Что отличает качественную скульптуру?

– В скульптуре есть три вещи. Первое – это старание, назовём его словом «лепка», когда нужно пролепить аккуратно, гладко и внимательно. Это начальный невысокий уровень.

Второй уровень – сама скульптура. Здесь уже нужно видеть объём и пространство. То есть, если лепить кошку, нужно обращать внимание не только на её мех, но и на её динамику, повороты грудной клетки, упругость позвоночника.

А третье, высшее – искусство. Когда человек понимает стилистику и то, зачем он это делает. Здесь он языком скульптуры говорит о духовном. Так, архитектор должен быть крепким конструктором, но при этом может создавать не только мосты, но и храм. При этом мост должен быть красивый конструктивно и надёжный, а храм требует от архитектора не только конструкции, но и духовности.

ОТ ЭСКИЗА ДО СКУЛЬПТУРЫ

– Могли бы приоткрыть завесу, как поэтапно происходит создание скульптуры?

– Если речь идёт о станковой скульптуре, то она лепится сразу же в том размере, в котором будет: метр, два метра, пятьдесят сантиметров, десять сантиметров…

Если речь идёт о памятнике, то здесь скульптор, как и архитектор, сначала рисует здание (придумывает его), а уже потом строители возводят его в натуральную величину. Так же и скульптор: сначала делает эскиз, потом проверяет пропорции, пространство площади и самой скульптуры. А уже затем всё увеличивается до масштаба 1:1.

– А как появляются скульптурные ляпы?

– Я думаю, что скульптурные ляпы больше интересны людям наблюдательной и энциклопедической профессий. Например, выходит гениально слепленная монета, на которой пропущена одна буква, и результате возникает неприличное слово. К искусству такая ошибка отношения не имеет. Или, допустим, на мундире четыре пуговицы, когда должно было быть пять. Это и есть ляпы. Внимание на них, как правило, обращают люди, не причастные к этому виду искусства.

Но бывают и принципиальные ошибки. Когда, например, вместо каски советского солдата, на воина одевают кивер или наполеоновскую шляпу.

– Ляпы встречаются часто?

– В истории искусств они были очень часто. Причём зачастую их делали сознательно. Но в скульптуре это нельзя ставить во главу угла.

О ПОЛИТИКЕ И ЗАКАЗЧИКАХ

– Сколько часов в день вы уделяете лепке?

– Я работаю всё время. Выносливости мне хватает. Ведь в своё время я много занимался самбо.

– Кто является вашими главными заказчиками?

– Много заказов поступает от Российского военно-исторического общества. Памятник выдающемуся хирургу Николаю Склифосовскому медики заказывали сами. Недавно открытый памятник Ефиму Славскому у меня заказывали атомщики.

– Зависят ли нынешние скульпторы от политики?

– Разумеется.

Даже если человек лепит котят, изолируясь от всего, это политика. Или, например, кто-то лепит что-то православное или патриотическое. А другие им говорят: мы против. И здесь тоже политика.

Таким образом, даже отказ от политики – это политика.

«ВСЁ ШЛО ОТ ЗЕМЛИ И ЛЮДЕЙ»

– Расскажите, как вы получили заказ на изготовление памятника полковому священнику Василию Васильковскому в Малоярославце?

– Скорее всего, мы просто поучаствовали, вписались в тот процесс, где уже работали архитекторы, создав этот памятник. Сейчас там планируется стелы городов воинской славы, где мы тоже участвуем вместе с другими коллективами. Но работу эту мы не возглавляем.

– Сколько времени ушло на его изготовление?

– Работа была довольно быстрая – несколько месяцев.

– Почему местом для его установки послужил именно этот город?

– Вот тут как раз та самая политика. Оттуда пошла инициатива – не мы придумали, что он там должен стоять. К нам обратились люди, знающие историю своего города и желающие его прославить, передав потомкам информацию о своих героях. Мы вместе прошли по площади, поняли, какая должна там быть планировка…

Всё шло от той земли, на которой стоит этот памятник, и от тех людей, которые там живут.

– В чём подвиг Васильковского в бою за Малоярославец?

– Он участвовал в этой битве не как боец, а именно своей верностью православной вере поднимал в бой солдат. И в этом совпал как духовный подвиг, так и подвиг воинский.

– Что вы вкладывали в черты лица священника, ведь портрета Васильковского, увы, не сохранилось?

– Во-первых, у священников, которые участвовали в боевых действиях, есть некий общий тип лица. Так, например, если мы предположим то, как выглядит древний борец или монах, то тоже найдём некую общность, которая их объединяет. То же в случае священников: есть общее в духовности, их готовности к самопожервованию. Васильковский был не просто священником, молящимся отшельником в келье, он вёл свою паству. Отсюда и волевые черты.

То есть в моём представлении это должен был быть человек того времени, высоко стоящий духовно и обладающий волевыми качествами.

– Сами вы верующий человек?

– Конечно.

СОПЕРНИЧЕСТВО И СОТРУДНИЧЕСТВО

– Что отличает «Российскую академию живописи, ваяния и зодчества» от других учебных заведений?

– У нас очень велика связь с наследием русской и мировой культур, а обучение опирается на тысячелетние принципы, возникшие ещё в Древней Греции, и затем прошедшие как через европейскую, так и византийскую и православную культуры.

Другие же вузы могут базироваться на творческом жесте, на попытке быть интересными… Но, как или иначе, везде требуется профессионализм.

– Есть ли конкуренция между вузами, выпускающих скульпторов, и между ними самими?

– Есть как здоровая конкуренция, так и взаимодействие, дружба. Сам я учился в Строгановке, где сильнейшие традиции. Причём среди моих преподавателей были люди ещё с дореволюционной эпохи.

– Как произошло ваше знакомство с Ильёй Глазуновым? Каким человеком он вам запомнился?

– Мы познакомились, когда я делал его скульптурный портрет, для которого он согласился позировать. Это было ещё в конце 80-х годов прошлого века.

Илья Глазунов – очень сильный, упорный, яркий и интересный человек, верный тем идеям, которые он проповедовал.

– Сотрудничали ли вы с другими скульпторами?

– Периодически я сотрудничал с разными скульпторами: с Михаилом Переяславцевым, помогал развиваться Фёдору Фивейскому и Иосифу Чайкову… Мне повезло, что таких контактов было очень много.

– Кого бы из современных скульпторов вы могли бы выделить особо?

– Дело в том, что когда люди смотрят на скульптуру снаружи, и когда мы смотрим на неё изнутри – это разные взгляды. У скульпторов тоже есть свой гамбургский счёт. Но, так или иначе, невозможно быть скульптором и не стараться.

Не может быть такого, что спортсмен один раз прыгнул выше всех, и теперь он выше всех прыгает. У нас немножко по-другому. У нас гораздо выше прыгали пятьсот или даже две тысячи лет назад. И сегодня нет скульптора равного Родену, или Микеланджело.

ПОДВОДИМ ИТОГИ

– Какие из своих работ вы считаете наиболее значимыми?

– Каждая важна отдельно.

– За какую работу точно бы не взялись?

– За что-то аморальное. Уверен, что прославлять террористов и детоубийц никто бы из нас не взялся. Но, к счастью, работать на такие темы никто и не предлагает.

– Над чем вы работаете сейчас?

– Над скульптурной композицией, посвящённой борьбе самбо, которая откроется в Лужниках в ноябре этого года.

В нашей стране самбо официально признано национальным и приоритетным видом спорта. Оно необходимо не только для тренировок войск спецназа, но и для развития молодёжи, воспитания чувства патриотизма. Самбо – это наука побеждать!

С этим спортом тесно связана и моя жизнь. До сих пор я хожу на тренировки и борюсь.

– Взялись бы за предложение сделать ещё одну скульптуру для нашего региона?

– Конечно. Для меня это будет очень почётно.

Беседовал Кирилл ГИЗЕТДИНОВ.

Фото К. Гизетдинова.