Может быть, не все, но многие помнят с детства некрасовские строки: «Не ветер бушует над бором, Не с гор побежали ручьи, Мороз-воевода дозором обходит владенья свои». Благодаря Некрасову в нашем сознании возникает образ огромного старца с длинной и пышной седой бородой, с посохом шествующего по лесам и полям и укутывающего все вокруг в снежное покрывало.
Он пришел к нам из древних мифов, хотя мы доподлинно и не знаем, какое место занимал Мороз, или Морозко, в славянском пантеоне.
В сказках и преданиях он все же совсем не похож на литературного персонажа или того Деда Мороза, который приходит к нам в Новый год. Это могучая сила, с которой надо считаться. Отсюда и обряд задабривания, встречавшийся у белорусских крестьян, полагавших, что ослабить морозную хватку можно, посадив этого сурового духа на головы лысых людей. Но таких должно быть непременно двенадцать, может быть, по числу месяцев в году. Каждому месяцу по кусочку холода, вот и не будет сильных морозов. Лысых таким образом не наказывали. Просто они, наверное, могли теплом своего тела отогнать стужу. При этом приговаривали: «Мароз, мароз, ідзі лысых памарозь!» или так: «На галаву Петрака – хлоп, на галаву Кастуся – хлоп…»
У крестьян был и обычай на Рождество или в Велик день, как пишет знаменитый собиратель сказок и русского фольклора Александр Афанасьев, Морозко, Мороза-трескуна, Студенца или Студенея звали киселя поесть. «Мороз, Мороз! Приходи кисель есть; Мороз, Мороз! Не бей наш овес, лен да конопли в землю вколоти», – выкрикивал глава семьи, выходя на крыльцо или забираясь на печку и выглядывая в волоковое окно (в курной избе отверстие для выхода дыма).
Это был, уверяет Афанасьев, вовсе не огромный, а совсем даже «низенький старичок с длинной седой бородою; зимою бегает он по полям и улицам и стучит; от его стука начинаются трескучие морозы и оковываются реки льдами; если ударит он в угол избы, то непременно бревно треснет».
Подтверждение тому и сказка «Морозко», в которой старик по требованию злой мачехи, желавшей погубить нелюбимую падчерицу, отправляет старшую дочку Марфушу (совсем и не Настеньку, как в нашем любимом кино Алекесандра Роу) в бор, чтобы отдать ее якобы замуж за Морозко. Тот является вовсе не богатырем, как утверждала старуха.
«…невдалеке Морозко на елке потрескивает, с елки на елку поскакивает да пощелкивает. Очутился он и на той сосне, под коей девица сидит, и сверху ей говорит:
– Тепло ли те, девица?
– Тепло, тепло, батюшко-Морозушко!»
Да, богатырю с елки на елку поскакивать да там потрескивать как-то неспособно, хоть силушка у него могучая была. Правда, если с Морозом-трескуном обращались почтительно, он мог и смилостивиться, как в другой сказке, где тот живет в усыпанной снегом и украшенной сосульками лесной избушке. Мужика жена послала к Морозу взыскать с него убытки за погубленную едва взошедшую гречку, а тот компенсировал погибший урожай скатертью-самобранкой и дубинкой-самобоем.
Вот такой он был разный, наш Дедушка Мороз. С наступающим Новым годом!
Владимир Петров.
