Наш собеседник – 89-летний Борис Архипович Махиня, интересный, оптимистично настроенный человек. О годах, отданных трудовому служению Родине, бывший механик и строитель рассказывает сам.
Сегодня о людях труда нечасто пишут в прессе, их не показывают по телевидению и не помещают на глянцевые обложки. А ведь именно они – сильные, волевые и целеустремленные – делали когда-то славу нашей страны, они и есть ее горячая кровь. В новом проекте рассказываем о людях, чья судьба связана с Калугой.
Война
– Я родился в 1935 году. Наше украинское село Терешки было большим: несколько тысяч человек, колхоз, школа, Дом культуры. И семьи, как правило, тоже были большие. Нас у родителей было четверо – два сына и две дочери. Мать работала в колхозе, а отец – трактористом на Шполянской машинно-тракторной станции. Когда началась война, ему было чуть за 30, и его сразу призвали служить по специальности – перегонять технику. Потом уже он попал на фронт.
Как провожали отца, почти не помню. Запомнился момент, как уходили наши войска. Солдаты шли через село по дороге под деревьями – у нас росли огромные, как мне тогда казалось, акации, и все время летали немецкие самолеты. Было страшно. Почти сразу, как отец ушел на фронт, началась оккупация.
Фашисты колхозы не разогнали – понимали, что с частника много не возьмешь. А места у нас хлебные: центр Украины, самая житница. В селе полицаи проводили постоянные облавы – то на зерно, то на скот, то на девушек. Но двоим через своих людей удавалось предупреждать об этих рейдах заранее. Так, когда шла Сталинградская битва, у сельчан забирали теплую одежду. Понятно, что тулупы в селе были у всех. Но облава оцепляет село, а тулупов нет.
Сестры Маруся и Валя, брат Саша и мама
Однажды нас, детей, во время облавы выгнали на мороз. Староста кричал матери: «Заморожу твоих байстрюков!», а один из полицаев за нас заступился – благодаря ему мы, в общем-то, и выжили. Полицаев, что заступались за местных жителей, после окончания оккупации судили и отправили на фронт, а старосте по прозвищу «Трухля» дали 25 лет. Когда его арестовали, его жена ходила по домам – собирала подписи, чтобы ему дали снисхождение. Мать ее выгнала.
Через 10 лет староста вернулся в село без ног – видимо, в северных лагерях отморозил. Так и просидел остаток жизни под домом, с ним никто не здоровался, обходили его стороной.
Три года мы прожили в оккупации, пока Красная армия не начала Корсунь-Шевченковскую операцию. Первыми пришли разведчики, потом на первом ходу первый танк – это нам, детям, запомнилось. Через село полетели теперь уже наши, советские, самолеты, а в домах встали на постой саперы. Они выезжали на разминирование освобождаемых территорий.
Все дети в селе наравне со взрослыми работали в поле – собирали урожай, сидели на жнейке, управляя лошадью. Таскали воду – берешь кружку и два ведра и вперед, и так пока деревянная бочка не опустошится.
Осенью 1944 года я пошел в первый класс – мне было почти девять лет.
Отец
– Из нашего села много мужчин с войны не вернулось. Есть памятная стела. Там, где фамилия отца, на одной стороне стелы – 170 фамилий погибших сельчан. А они с четырех сторон…
Отец погиб в апреле 1942 года. Вначале мы получили сообщение, что он пропал без вести. Оказалось, что похоронка ушла к брату матери, на Дальний Восток. Отец указал его адрес, зная, что Киевская область оккупирована и могут быть проблемы с доставкой почты.
Мать писала письма в Верховный Совет СССР, мы узнали точную дату и место гибели – Ленинградский фронт.
Уже через много лет, в 2009 году, мы нашли это место – мемориальное кладбище, куда из братской могилы были перезахоронены останки наших воинов, и съездили туда с семьей. Так что фамилия нашего отца, танкиста 11-й стрелковой дивизии Архипа Гавриловича Махини, увековечена на двух обелисках – на родине, откуда он ушел, и там, где погиб, – в Тосненском районе Ленинградской области.
На могиле отца в Ленинградской области
Команда с нашей улицы
– Когда я окончил семь классов и пришла пора выбирать, кем быть, я задумывался только об одном – быстрее получить специальность. Ближайший техникум – пищевой промышленности – был в Смеле, что в Черкасской области.
Студент техникума
Я получил там специальность «механик». Время было тяжелое, но интересное, может, потому что молодые мы были и все воспринимали как должное. Я играл в оркестре, научился сам – вначале на альте, потом на басу. Нас пять человек так и звали – «Команда с нашей улицы». И по окончании техникума решили все вместе поехать в самую дальнюю точку. Когда мы окончили техникум, по успеваемости вызвали, мы сразу решили ехать в самую дальнюю точку из тех, что предложили, – в Кемеровскую область.
На вокзале я попросил у билетного кассира: «Мне билет до Прокопьевска». А мне сказали, что такой станции на железной дороге нет. Доехал до Кемерово, там дали билет, где написано: «Усяты». Но и там места для меня не оказалось. Поехал в Сталинск (Новокузнецк), где меня приняли механиком на хлебозавод. Не совсем моя специальность, я учился как специалист сахарного завода, а тут тестомешальные машины. Но отступать некуда – беру паспорт агрегата, изучаю, работаю вместе со слесарями.
Когда пришла повестка в армию, директор комбината решил дать мне отсрочку – без механика на комбинате как без рук. «У меня уже была отсрочка, пока учился в техникуме. Когда же мне служить, когда женюсь?» На службе в Красноярске меня, механика-водителя, сразу заприметили: «Есть среди вас музыканты? Оказалось, что среди танкистов сразу три музыканта – два профессионала после училища и я, любитель, зато басист, дефицит. Но руководитель гарнизонного оркестра радовался недолго: «Этих двух «лабухов» забирайте, а механики нам и самим нужны». Там моя музыкальная карьера закончилась.
Движение вперёд
– После армии вернулся обратно и меня сразу назначили главным механиком Киселевского комбината, который объединял пять хлебозаводов, где пекли хлеб, торты, пирожные, баранки.
И ни один из них не был готов к зиме, а уже август. Мне повезло: осень 1958-го стояла теплая, она и дала мне фору, но котлы надо было менять на всех заводах. На двух отремонтировали, а на трех поменяли и вошли в зиму подготовленными. Опасения у меня на этот счет были: вся слесарно-механическая группа – это бывшие заключенные, им палец в рот не клади, и воровали безбожно.
Тогда же я хотел пойти учиться дальше, даже ходил на подготовительные курсы, и экзамены можно было сдавать даже на производстве. Но в это время монтировали оборудование на заводе – так называемые агрегаты Рабиновича.
В общем, на первую сессию я так и не поехал.
Работая главным механиком областного треста в Кемерово, поездил с командировками по всей области. Помню, приехал в Горные Шоры, сугробы выше головы, а жители просят: «Не уезжайте, пока вы здесь, мы хлеба нормального поели».
Мне нравилась «живая» работа. Когда видишь, как от твоего вклада зависит общее дело. Было выпущено 30 тестоприготовительных агрегатов, к нам попало три, а печи к ним по мощности не подходят – бурятся, ломаются, и все тут. Ох, и пришлось попотеть, пока все их лично не облазил, чтоб приспособить к старым печам. Но получилось же.
Думаю, что мне везло с хорошими людьми, которые встречались на пути.
Известно, что новая техника ломается, а прокуратура завела уголовное дело на директора комбината. «За технику отвечает главный инженер. Если я виноват – отвечу». «Первый раз вижу, чтобы человек брал вину на себя», – сказал тогда прокурор и направил материал сначала в горком партии. Первый секретарь горкома, горный инженер по образованию, трое суток провел на комбинате и наложил резолюцию, которую я помню дословно: «За это не судят. Если мы будем судить за внедрение новой техники, не будет никакого движения вперед». Толковый попался специалист, он потом стал замминистра РСФСР по оборонному комплексу.
Народный контроль
– Строительный факультет политехнического института я окончил заочно, когда уже работал в Средней Азии. Вместе с женой мы приехали работать на рудник в поселок Адрасман, около Каракума.
Пришел сначала прорабом в стройуправление, начальником участка, потом стал начальником производственно-технического отдела. Было сложно чисто технически – финансировали строительство без проекта и смет по фактическому объему выполнения работ, а мы строили и подземную, и надземную части рудника.
Дело в том, что в Таджикистане тогда открыли месторождение висмута, редкого металла. До этого мы его получали из Китая. А тут известные советско-китайские события, пришлось стремительно осваивать два месторождения – Архана и Алмалы, эти участки мы и строили в северном Таджикистане.
Дальше меня перевели в Куляб, где назначили заместителем председателя комитета народного контроля. Эта организация, состоящая из общественников, имела право проверять все структуры, даже прокуратуру. Поэтому в общественные контролеры стремились попасть многие.
Я, как мне казалось, привел эту систему в порядок, сократив количество почти в два раза. Последовал вызов в Москву, на разговор, но с моими доводами согласились. Нам удалось привлечь к ответственности даже директора местного горторга. Раскрыли аферы с талонами на бензин и посадили трех председателей колхоза, которые занимались приписками по сдаче шерсти государству.
Инициатива моя
– В 1988 году наша семья переехала в Калугу, к родственникам матери. Сын, по образованию геолог, работал на Урале, потом в Хабаровске, сейчас живет в Петербурге. Дочь окончила исторический факультет, преподает в одном из калужских колледжей.
Я продолжал работать в строительной отрасли, сначала главным инженером в «Межколхозстрое». Начали строить многоквартирный дом, а проектная документация не готова, материалами не обеспечили. Основательно тогда я схватился с начальством, мол, идешь на поводу у коллектива. Не по мне такое положение вещей, так и сказал: «Инициатива моя, а коллектив меня поддержал».
Потом был «Монолитстрой», ПМК-210, строили Турынинский домостроительный комбинат, работал в небольших строительных организациях. Ушел на пенсию с должности замдиректора по производству «Энерготепломонтажа».
Вся моя жизнь связана со строительством. В 90-е годы я думал, что строительство как отрасль пришло в упадок, а смотрите, как ожило. Когда мы приехали в Калугу, Правобережье только начало застраиваться. Сейчас это уже целый новый город, там своя жизнь. На Северном, Силикатном какие современные красивые районы растут!
Раньше солнца
– Уже года четыре как я бездельничаю. Каждое утро встаю раньше солнца и начинаю день с прогулки – прохожу пешком по 10–12 километров. Есть любимые маршруты – центр города, парк, набережная, монумент в честь 600-летия, или просто по настроению. Если бы не гулял – не дожил бы до этого времени. У меня двое прекрасных детей, пятеро внуков и девять правнуков. С женой прожили почти 60 счастливых лет.
Не жалею ли о том, что именно так сложилась моя судьба? Однажды, уже в Калуге, меня вызвал управляющий строительным трестом и сказал: «Борис Архипович, кроме вас никто не сделает».
В детстве же у меня не было никакой заветной мечты – хотелось быть как все. Пришлось работать там, где был нужен.
И нигде последним не был.
Записала
Ольга КОНОВАЛОВА
Фото Антона Забродского и из личного архива Б. Махини
