Имя Михаила Касаткина известно каждому, кто так или иначе связан с калужским педагогическим институтом. Но много ли мы знаем об этом человеке?
Незадолго до смерти бывший ректор КГПИ имени К. Э. Циолковского издал книгу воспоминаний, в которой заметил: «Думаю о прошлом – и вся жизнь предстает как удивительное сочетание случайного, личного и в то же время определенного, отмеченного как бы изначально и записанного в книге судьбы».
Родом из Боярщины
Так называлось село в Смоленской области, где в крестьянской семье в 1921 году родился будущий профессор. Его отец происходил из крестьян-бедняков, был участником Первой мировой и Гражданской войн, мать растила детей. «Жили всегда бедно. Главное впечатление, оставшееся от детства и юности, – ощущение неспокойной жизни, трудностей, которые постоянно приходилось преодолевать, – писал Михаил Андреевич в автобиографии. – Отец работал в сельсовете, райисполкоме, был даже председателем колхоза. Трудности колхозного движения, репрессии 30-х годов. Помню тот постоянный страх, который преследовал нас и особенно отца в те годы. Заметив в темноте огни автомобильных фар, он убегал из дома: на всякий случай, а вдруг – за ним. Мать, прижав к себе троих детей, молча крестилась и вздыхала».
Именно отцу, Андрею Федоровичу, Михаил обязан тем, что дело, которое ему поручают, всегда – его собственное.
Вспоминал Михаил Андреевич и радости довоенной поры: «Огромным, невероятным событием стала для нас свободная продажа хлеба. После долгих лет ограничений, когда кусок хлеба отпускался по карточкам, ты мог войти в любой магазин и купить сколько угодно ароматного хлеба.
Запомнилось появление в продаже карамели «Раковая шейка» в красочной упаковке – в сельских магазинах это была доселе невиданная роскошь. Большое оживление вызвало заработавшее в райцентре радио… Несмотря на трудности, мы воспитывались как мечтатели и романтики, с глубокой верой в светлое будущее».
Работать Михаил начал рано – в райкоме комсомола – и поступил на заочное отделение истфака Смоленского пединститута. Накануне Великой Отечественной войны был назначен учителем истории в Серпейскую школу. Из-за проблем со зрением молодого учителя освободили от службы в армии, но он все же ушел добровольцем на фронт, вслед за 56-летним отцом. Михаил оказался в 30-м запасном стрелковом полку, куда принимали всех добровольцев, без формальностей медкомиссии.
На войне как на войне
В мемуарах «Жизнь и судьба» Михаил Андреевич подробно описал катастрофу под Вязьмой в октябре 1941-го, когда попал в плен вместе с десятками тысяч окруженцев.
«2 октября 1941 года всем нам раздали таранку, сухари, а вот винтовок не было – две гранаты на 5–6 человек. Попали мы в окружение, командиры куда-то испарились. Тысячи людей метались в котле, как очумелые, стремясь уйти на восток… Оказалась как-то колонна среди мелколесья, а за ним уже лес был виден. Вот к нему я и побежал. За мной и другие. Бежали массой, задние прикрывали собой передних. Какой-то неизвестный солдат и принял мою пулю, сам того не зная, заслонил, позволил убежать из немецкого плена. С того времени я оказался в списках без вести пропавших. Пошел в родную деревню Шатилово, на самой границе с Белоруссией, – воевал-то в своей области. Шел долго, прятался, мешала близорукость: очки потерял. Пришел к тетке, а она меня не узнает: за несколько недель другим человеком стал, облик свой потерял».
Сколько трагедий и боли в этих незамысловатых строках о прошлом!
Председателем подпольного райисполкома Михаил стал, когда ему было всего 19. Наладили работу пекарни, сапожной мастерской, больницы, начали посевную, вели боевые действия, расправлялись с предателями. Линия фронта – за 20 километров до середины 1943 года. Вскоре на Смоленщине стал партизаном и организатором 14 партизанских бригад. Об этих драматических событиях позднее он напишет книгу «В тылу немецко-фашистских армий «Центр».
Есть поговорка: «Плохие времена рождают хорошие воспоминания». Касаткин с большим уважением вспоминает людей, которые разделили с ним эти тяжелые времена.
«Белорусские крестьяне –не знаю людей добрее их. В избе шаром покати, самим есть нечего, а пришельца из леса хоть щами без мяса и соли, но накормят. Я до сих пор помню вкус этих щей».
В боевой партизанской группе у Касаткина была кличка Профессор – он был учителем, да еще в очках. Но шутка стала провидческой. После освобождения Смоленска Михаил стал председателем Понизовского райисполкома, затем его перевели в Думиничский район, который в 1944 году отошел к образованной Калужской области, был выдвинут на хозяйственную должность в облисполком –помогал восстановлению освобожденных территорий.
Самое святое дело на Земле
Учеба в 1945–1946 годах в Москве в высшей партшколе на факультете социального строительства подарила бывшему фронтовику массу впечатлений. Молодой провинциал жадно впитывал столичную культурную жизнь, ходил в театры и музеи. Учили студентов знаменитые столичные профессора: Д. С. Заславский, М. М. Розенталь, К. Ф. Базилевич.
В 1948 году, в разгар борьбы с космополитизмом, на выпускника партшколы М. А. Касаткина сокурсник написал донос, обвинил его «в искаженном понимании хода Отечественной войны и партизанского движения». На Колыму сослали его сестру, студентку Калининского пединститута, рассказавшую анекдот о вожде. Сестра Дина, кстати, потом много лет преподавала историю в калужской школе № 12. Судьба же самого
М. А. Касаткина, подвергнутого партийному разбирательству, была решена – выпускника ВПШ направили на работу в далекое Приморье. Так он вернулся к преподавательской деятельности, которой отдал больше 40 лет, – «самому святому делу на Земле».
Сначала преподавал основы марксизма-ленинизма в Дальневосточном политехническом институте, в 1951 г. ему предложили возглавить учительский институт в Уссурийске. «В Приморье я нашел свое призвание», – писал Касаткин об этом периоде жизни. Здесь он проработал до 1961 года. В пединституте были организованы новые кафедры, факультеты, построено два учебных корпуса, общежитие, сформировался коллектив, обеспечивающий учительскими кадрами все Приморье. Здесь же написана первая научная работа «Учителя Приморья, участники борьбы за советскую власть» и защищена кандидатская диссертация.
Жить большой идеей
С 1961 года жизнь Касаткина была связана с Калугой, с Калужским педагогическим институтом, ректором которого он избирался дважды, проработав в этой должности почти 20 лет. Оценивая положение дел в пединституте в конце 50-х годов, Касаткин писал, что первый период в становлении молодого вуза был очень трудным: материальная база слабая, занятия проходили в 2–3 смены, около 40 семей преподавателей жили в учебном корпусе на ул. Каракозова.
Эти 20 лет ректорства были наполнены интенсивной научной, хозяйственной и учебной работой. Были созданы три новых факультета, больше 10 кафедр. В коллективе росло число профессоров – их стало 10. Открылась первая в области аспирантура, пединститут стал готовить иностранных студентов. Более 20 лет Касаткин возглавлял областную организацию «Знание». Он автор более 40 книг и статей по истории партизанского движения в годы Отечественной войны. В 1980 году защитил докторскую диссертацию, и ему присвоили звание профессора.
Преподавательскую деятельность считал «своей колеей»: в совершенстве владел ораторским искусством, блестяще читал курсы истории КПСС, основы марксизма-ленинизма, научный коммунизм, завораживая слушателей манерой речи – яркой и эмоциональной.
В 1986 году в возрасте 65 лет с должности ректора ушел на заслуженный отдых, получив персональную пенсию союзного значения, и погрузился в литературное творчество.
Михаил Андреевич умел видеть перспективу развития вуза и шел к ней, не боялся ничего нового. По натуре решительный и способный добиваться поставленных целей, обладал широчайшим диапазоном знаний.
Он часто говорил, что без ректора институт должен работать лучше, как часы. Задача ректора – выстраивать перспективу.
Очень емкую характеристику многочисленным талантам ректора дал профессор Анатолий Стрельцов, вспоминая совместные годы работы: «Интересы дела он ставил на первое место и всегда считал, что надо жить одной большой идеей. В годы войны – защита родины, в годы мирного строительства он целиком посвятил себя образованию и понимал его процессы интуитивно глубоко и правильно».
Из воспоминаний внучки, Ольги Касаткиной:
– Автобиографию «Жизнь и судьба» дед подписал для нас с мамой: «Эта книга о днях тяжелых, но людях добрых». И совершенно в точку – несмотря на сложную судьбу, он был удивительно человеколюбив и жизнелюбив.
Он всегда писал: за письменным столом, в кабинете, среди полок с книгами – остался в моих воспоминаниях как человек пишущий. Приходили гости, стол уже накрыт, а он в кабинете что-то дописывает. Вспоминал, чтобы донести правду очевидца. И вроде пишет о себе, а получается о времени, о стране.
Книгу дед закончил в 1996 году, когда ему было 75 лет. А в ней столько мельчайших деталей! Вот он описывает первый бой: «Стояла сухая и солнечная погода, в лесу было солнечно, пахло хвоей. Лес располагал к отдыху и хорошему настроению… Через несколько минут все слилось в один непроходящий грохот. От взрывов снарядов поднимались в воздух и с тяжелым вздохом падали столетние деревья».
Воспользоваться бронью – это совершенно не про него, он всегда и во всем там, где должен, – в этом его натура. 9 Мая у нас в семье был самый главный праздник. Мы собирались все вместе, но никогда не звучали красивые пафосные слова – про подвиг, долг и тому подобное. Просто мы радовались победе, тому, что живем в мирное время, и чувство благодарности нашему ветерану и всем защитникам наполняло сердца.
Оба его сына окончили КГПИ, невестки и две внучки тоже. Младший сын Алексей, мой отец, строил 44-ю школу. Я говорю: «строил», хоть он был директором, но все время пропадал на стройке, держа процесс под своим контролем, переживая за поставки и сроки. Дед тогда его очень поддерживал, советовал, волновался за дело сына. Я думаю, он гордился таким отношением сына к делу. Ведь это очень «касаткинская» черта –полностью выкладываться в своем деле. Дед так же переживал, когда строилось здание КГПИ на Степана Разина, – знал все марки кирпича и номера гвоздей. До сих пор случается, что меня спрашивают: а ты не внучка того самого Касаткина? Услышав утвердительный ответ, начинают вспоминать: мне он диплом вручал, а я его лекции слушал.
Он не был таким «хрестоматийным» дедом, у которого внуки сидят на коленях, а он им рассказывает на ночь сказки. Мне он казался строгим, много знающим, но в то же время в нем чувствовались сила, уверенность и защита. Любил порядок, чистоту и дисциплину. Когда приходила в гости, всегда спрашивал, прочитала ли я его новую статью. А подарками были собрания сочинений: Пушкин, Толстой, Чехов – в моей библиотеке и сейчас все эти книги.
Дед любил гулять по парку Циолковского, ходил в бор на лыжах, отлично водил машину и ни разу не попал в аварию, много путешествовал. Любил лес, где всегда разводил небольшой костерок и на палочках запекал кусочки хлеба и сала, – такая привычка осталась ещё со времён войны, когда партизанил в смоленских лесах.
Ольга КОНОВАЛОВА,
фото из семейного архива Касаткиных и сайта КГУ
